Я просматривала последние удручающие донесения от резидентов, когда в дверь кабинета постучали и один из моих коллег попросил разрешения войти. Я была рада отвлечься, но, как только он сел за стол, я поняла, что предстоит не обычная беседа за чашечкой кофе. Его круглое лицо покраснело, а в глазах за стеклами очков стояли слезы. Я работала с ним на протяжении двух последних лет, мы пережили много стрессовых ситуаций, но я никогда не видела его в таком расстройстве. Прежде чем заговорить, он с тревогой оглянулся на закрытую дверь. «Они исказили мои свидетельские показания», — сказал он тихим, напряженным голосом. Я не могла взять в толк, о чем он говорит. «Это я рекомендовал Джо для поездки, разве ты не помнишь? Я так и сказал на заседании Комитета, но они не включили это в отчет».
От его слов у меня зазвенело в ушах. За несколько дней до этого, 7 июля, Джо вернулся домой совершенно разъяренный, с копией доклада разведывательного сообщества США «Оценка предвоенной разведки по Ираку», подготовленного Комитетом по разведке Сената США и обнародованного на следующий день. Джо швырнул на кухонный стол толстенную пачку бумаги с текстом доклада и пошел наверх переодеться. Выглядел он при этом крайне воинственно. Я схватила доклад и сразу же, не выходя из кухни, стала читать. Он представлял собой беспорядочную кучу данных, но тут я добралась до предложения: «План по отправке бывшего посла в Нигер был предложен женой бывшего посла, сотрудницей ЦРУ». Это было первым «заключением» в разделе «Особые мнения», составленном сенаторами от Республиканской партии Патом Робертсом, председателем Комитета, Кристофером Бондом и Оррином Хатчем. Еще более странным было то, что, оказывается, «Комитет выявил, что, по мнению большинства аналитиков, отчет бывшего посла скорее подтверждает, нежели опровергает достоверность предполагаемой урановой сделки между Нигером и Ираком». Я не верила своим глазам. Как это может быть? Что за аналитики, которые считали, что отчет Джо скорее подтверждает достоверность? Почему? Что происходит? Я чувствовала себя Алисой, провалившейся в кроличью нору: то, что раньше было белым, неожиданно стало черным.
Каким-то образом я заставила себя накрыть стол к ужину. Ужин проходил в полной тишине. Не съев и половины, Джо резко встал, бросил тарелку с едой в раковину и в безмолвной ярости вышел из кухни. Дети немедленно уловили невысказанное напряжение между нами и начали капризничать. Они стали раздражительными и непослушными, а я была совершенно измотана и обескуражена. Позднее в тот вечер, когда дети уже легли спать, Джо пришел в нашу спальню, размахивая докладом. «Что это еще за пасквиль ты написала?» Он имел в виду замечание в докладе, где утверждалось, что я написала электронное письмо, в котором указывала на то, что у моего мужа хорошие отношения с премьер-министром и с бывшим министром горнодобывающей промышленности [Нигера] (как и со многими французами), и оба, по всей вероятности, способны пролить свет на интересующую нас деятельность. Это электронное письмо я написала по запросу моего начальника — самая обычная процедура информирования руководства нашего подразделения о деятельности моей группы. Это не то, что я стала бы обсуждать дома, — просто рабочий момент. Я и думать забыла об этом. Безусловно, мое электронное письмо не могло служить свидетельством того, что якобы я сама предложила Джо для поездки в Нигер. Но Комитет по разведке истолковывал его именно таким образом и использовал, чтобы сделать вывод о том, что ответственность за поездку Джо лежит именно на мне. Я изо всех сил старалась объяснить всю невинность этой записки, однако Джо был так расстроен, что не слушал меня. Он лишь сверкнул глазами, буркнул что-то насчет опровержения и вышел из комнаты. Я легла в постель в полном расстройстве из-за недовольства мужа, подлого передергивания фактов сенаторами-республиканцами и собственной наивности. Годы спустя Джо признался мне, что из всех выпавших на нашу долю испытаний самым тяжким для него оказалось узнать из официального доклада о том написанном мной злополучном электронном письме. И его признание заставило меня пережить все заново.