Он заставил себя встать на ноги, по щиколотку в иле, судорожно переводя дыхание и оглядывая берег.
Судя по нетронутой глуши вокруг, он проскочил Виксберг на несколько миль. Берег весь зарос, был завален замшелыми валежинами и упирался в стену кипарисов. Москитной сеткой повсюду висел мох, и то, что еще осталось от дневного света, освещало непроницаемую чащу подлеска впереди, выбегающую из тени как затвердевшие артерии окаменелого трупа. Джо посмотрел вдоль берега на север, потом на юг, и ничего не увидел, кроме диких болот. Стирая с лица грязь, отводя назад волосы, Джо поднялся на кручу и вошел в лес.
Через болота шла чахлая тропа шириной примерно с барсучью нору. Джо пошел по ней, продираясь сквозь заросли ежевики, дрожа от холода, молясь, чтобы попалась деревушка, хоть хижина среди лесов, проселочная дорога, лавчонка, хоть что-нибудь. Он предположил, что идет на восток, прочь от реки, но под деревьями было так темно, так сильно сбивала с толку буря, каждую секунду вспыхивал стробоскопический свет молнии, и, может быть, он просто кружил. И только одно не давало впасть в забытье – Мэйзи; ее голос у него в голове: «Я люблю тебя, Джо. К добру или к худу. И там, откуда я родом, этого достаточно».
Она была права. Любовь – это достаточно. Достаточно, чтобы заставить старого киллера брести сквозь дождь, в свинцовой тяжести мокрой одежды на спине, с набитыми толченым стеклом суставами. Джо отчаянно пытался свернуть на север, к Виксбергу, к точке рандеву. Ему невыносима была мысль, что там вместе с Эндрюсом ждет его Мэйзи и сходит с ума. Шуршание дождя в вершинах усиливало муку, капающая с лиан и мха вода была как водяная пытка китайцев и одевала и без того замерзшее тело Джо цепенящим холодом. А он шел, думая о Мэйзи, думая о том, кто четвертый убийца, думая о том, что мать, быть может, была права. Может быть, Джо оставлен Богом, и эти странствия – лишь воздаяние.
Так он прошел милю, пока не вышел к городу.
Выросшие прямо из болот потрепанные жилые прицепы автомобилей и толевые лачуги сбились в неуклюжую деревню, которая в темноте бури и вспышках молний показалась Джо городом-призраком, напоминающим такой же пустынный и деформированный городок под странным названием Святой Иоанн Креститель.
Джо стер с лица дождь и пошел по грязи главной улицы.
По одну ее сторону шел вдоль узкого ряда мелких магазинчиков поеденный древоточцем деревянный тротуар. Лавка рыболова, продуктовый ларек, почта, парикмахерская. Кое-где в домах за окнами были люди, но им не было дела до Джо. Лица их были обветрены, выражение на них угрюмое, и заняты они были только собой, и еще было в этих речных крысах нечто, что привлекло внимание Джо: большинство, если не все, – чернокожие. Если бы Джо помнил, чему его учили по истории, то знал бы, что эти «черные города» – рудименты эпохи Гражданской войны. Рожденные в расовых стычках и беспокойной политике послевоенного Юга, эти города создавались как самодостаточные, самоотделенные негритянские анклавы. Большинство их жителей хотели только, чтобы их оставили в покое. Оставили в покое возделывать клочки этой болотистой земли, оставили в покое соблюдать собственные традиции и почитать собственных богов. Для Джо в этом был определенный грустный смысл.
Поодаль был старый телефон-автомат, освещенный одиноким уличным фонарем. Джо подошел, хромая, и дрожащей, перемазанной грязью рукой снял трубку. Монет в кармане у него не было, но он помнил свой код доступа и набрал номер непосредственно.
Дозвонившись до пейджерной почты Тома Эндрюса, Джо заговорил как можно спокойнее, объясняя, как миновал точку рандеву.
– ...и поэтому, Томми, мне нужно встретиться с тобой ниже по реке. Не знаю точно, насколько ниже. Полагаю, пара миль от Виксберга. Быть может, пять. Там городишко чуть в стороне от реки. Не знаю его названия, но главная улица в нем... – Джо посмотрел на стертую табличку, – ...Кроу-Фут. Кроу-Фут-стрит.
Тут Джо на секунду замолчал, потому что оба колена скрутило болью. Он боролся с наплывами головокружения с той минуты, как выбрался на берег, и сейчас зрение снова затуманилось, руки закололо холодными иглами, левая рука онемела. Сердечный приступ? Джо не знал. Что он знал точно – это что он выжат как лимон, и ему необходим отдых.
Тут он увидел церковь.
Она стояла за окраиной поселка, погруженная в пойменный лес. Возвышаясь над кипарисами, как стоячий труп элегантной старухи. Архитектура ее пострадала от времени и погоды, колониальный фасад был забит досками и покрыт граффити, верх шпиля обломился, как грифель карандаша. В разбитые витражи лезли лианы. Одна сторона ее обгорела и зияла дырами, как корпус подбитой подлодки. Церковь была совершенна, совершенна во многих смыслах.
– На северной окраине города старая заброшенная церковь, – сказал Джо в телефон. – Там я и буду, Томми. В этой церкви.
Он хотел уже было повесить трубку, но потом вспомнил еще кое-что.
– И вот что, Томми... не забудь привезти все бумаги, новые удостоверения личности – весь комплект.
Он повесил трубку и пошел через заросшее сорняком поле, к заброшенной церкви.
– Все, поехали.
Голос, донесшийся с пассажирского сиденья «блейзера» звучал напряженно и нервно, а звук двигателя ощущался как удар в живот.
– Где он?
– Пару миль вниз по реке. Кажется, я знаю это место. Церквушка возле рукава Пьер.
– Погоди-ка! – Голос человека за рулем прозвучал недоуменно. – Это за Натчезом?
– Совершенно верно.
Пауза была мучительной, и еще мучительнее было тарахтение двигателя на холостом ходу и шум ветра, и Мэйзи поняла, что это – момент истины. Подняв пистолет, она прицелилась в заднее стекло машины и отогнала колебания. Хвостовые огни светили в лицо, и вдруг ее взгляд поймал что-то на земле справа – блеск битого стекла и потемневшая фанерная планка с торчащим рядом ржавых гвоздей. И на эти ржавые гвозди и смотрела Мэйзи бесконечную, как показалось, секунду, проворачивая у себя в голове новую идею.
Надо будет сделать все быстро.
Джо забился за исповедальню, думая о Боге, когда появился последний киллер.
Когда позади церкви послышался странный шум, Джо поднял глаза, и по коже его побежали мурашки. Хотя это мог быть кто угодно – любопытствующий абориген, рыщущий вокруг церкви, или, быть может, Том Эндрюс, подкрадывающийся с заднего хода, или даже енот в поисках съедобных крошек – но Джо почему-то знал, что это четвертый и финальный стрелок. Что-то было в крадущихся шагах по гравию, какая-то уверенность.
Это должен был быть Профессионал.
Джо перешел к западной стене, залег под разбитым витражом и ждал.
В церкви было тихо. Джо смотрел поверх церковных скамей, оглядывая весь храм. В свое время эта старая леди наверняка была величественным домом Божиим, католическим, вероятно, со стофутовым нефом и скамьями на всех жителей города плюс еще несколько. Но время, небрежение и разрушение взяли свое. В трещинах пролета прорастали крупные пучки травы, в порталах гнездились чайки. По обе стороны от нефа стояли в ряд исповедальни, сломанные и облетевшие ширмы оплели лианы. Во многих исповедальнях поселились семьи опоссумов, конторки исповедников были покрыты птичьим пометом, выпавшими перьями и осадками с бог знает сколько лет протекавшей крыши. Половина противоположной стены отсутствовала, разрушенная огнем, и ее зазубренная обугленная дыра зияла пастью гигантского зверя. Воздух в здании был насыщен аммиачным запахом разложения.
Метан.
За стеной неожиданно полоснула молния, блеснули разбитые витражи.
Джо прислушался к шуму сзади; шаги грозно гудели. Джо собрался, сделал глубокий вдох, готовясь биться насмерть.