Лорд Фэрхейвен почувствовал ее дрожь и укрыл ее своим пальто. Когда же озноб унять не удалось, он взял ее за руку и спросил:
– Ты, милая, похоже, не меньше меня боишься.
У Клодии перехватило дыхание. Она заглянула ему в лицо.
– Ну да, – улыбаясь, продолжал он, – не одной тебе страшно, Клодия. Мне тоже. Я, дряхлый граф, собираюсь ублажить свою юную нареченную. Да еще рассчитываю на это в первую же брачную ночь. А сама молодая боится, что не сумеет скрыть свое неудовольствие.
К Клодии вернулся дар речи:
– Незачем умалять свои достоинства, милорд.
– Джастин. Зови меня Джастин, милая. Прошу тебя.
– Как-то мне не по себе… Джастин. Но страшно мне не потому, что вы старше, а потому, что я молода и неопытна.
– Ты не только красива, Клодия, ты еще и добра, – ответил лорд Фэрхейвен, и какой-то огонек зажегся в его глазах. – Но, заверяю тебя, если в почтенном возрасте и есть что-то хорошее, так это опыт. Невинностью своей, Клодия, ты меня и прельстила. Вот что: сегодня мы просто поужинаем вместе, а отдыхать будем порознь. И уйдем спать пораньше. Мы свое все равно возьмем, но торопиться незачем.
Благодарный взгляд Клодии был наградой ему за воздержанность. Так, во всяком случае, счел сам Фэрхейвен. И за ужином они посидели очень хорошо. Он увлекательно рассказывал разные истории. А раз уж он столько времени провел на Востоке, то воспоминаний о всяких занятных происшествиях было много. Когда он поднялся, чтобы проводить Клодию в ее спальню, она чувствовала себя так легко, как никогда прежде.
Проснувшись утром, она долго рассматривала дверь своей комнаты. Она вольна подождать. Он ясно дал понять, что торопить ее не будет, что подождет, когда она сама позовет. Но чего ждать? К чему трястись, словно кролик, страшась неминуемого? И, накинув шелковый халат, она отворила дверь.
Ее супруг уже проснулся и читал в постели. Он удивленно поглядел на нее, нерешительно стоявшую у порога, и подвинулся, приглашая ее прилечь рядом. Она нырнула к нему под покрывала. Он снял очки и положил вместе с книгой на столик у кровати.
– Значит, тебе хватило духу явиться к старому льву в его логово? – Лорд Фэрхейвен легонько погладил ее по щеке. Клодия слегка поежилась. – Все еще боишься, милая?
– Нет, нет. Мне… приятно, – прошептала она.
Лорд Фэрхейвен провел пальцем вдоль ее щеки, задержав палец у ее губ.
– А так хочешь? – спросил он, наклоняясь, чтобы поцеловать.
– Да, – отозвалась Клодия после его нежного поцелуя.
Он снял с нее халат, и глаза его, увидев ее небольшое, но хорошо развитое тело, заметно оживились. Клодия залилась краской и, прежде чем он коснулся ее сорочки, поспешила избавиться от нее самостоятельно. Потом легла рядом, вытянувшись по стойке “смирно”, и застыла в неподвижности.
– И ты теперь ждешь, что я рухну на тебя сверху? – спросил муж, и глаза его горели тем самым огоньком, который она понемногу училась распознавать.
– А разве нет? Мать мне объясняла, что это бывает очень быстро… и немножечко больно, но что долго болеть не будет.
– Ох, милая моя, – хохотнув, произнес Фэрхейвен, – удивительно мне, что этот остров хоть как-то заселяется. Как они вообще тут размножаются, эти островитяне?! Нет, Клодия, если уж и есть что-то хорошее в старом муже, так это его солидарность. Не станет он мчаться стремглав. Он, этот старый муж, позаботится, чтобы тебе было приятно. – И он принялся ласкать ее, и она сама не заметила, как ее руки обвились вокруг его шеи, а ноги оказались на его бедрах. А после вспышки легкой боли стало очень-очень хорошо и приятно.
Их супружество оказалось очень счастливым, несмотря на все дурные пророчества. Клодия очень скоро полюбила мужа, хотя и без той пылкой страсти, которую он явно питал к ней. Его смерть после непродолжительной болезни, случившаяся на шестнадцатом году после свадьбы, просто подкосила ее. Пока он болел, она все время была рядом, признаваясь ему в том, как счастлива была все эти годы.
– Ты, значит, не жалеешь, что вышла за старика? – спросил он однажды.
– Жалею, – отвечала она, – но только потому, что так мало прожила вместе с тобою.
– А мне если чего и жаль, то лишь того, что не могу подарить тебе этих недостающих лет. И еще печалит то, что детей у нас нет.
– Ты мне все дал, Джастин. Все, о чем я могла только мечтать, – прошептала она сквозь слезы. Всю правду она ему не говорила.
Не могла она не страдать от бездетности, но держала это свое великое разочарование при себе.
– Нет, милая, всего я тебе дать не смог. И не мог. Но я изо всех сил старался. Вот умру, и ты, я бы очень этого хотел, найдешь мужа-сверстника и узнаешь, что бывает даже лучше, чем было у нас с тобой.
Клодия тихонько заплакала.
– Ах, Джастин, прошу тебя. Слушать даже не хочу. Я и подумать даже не могу о ком-то, кроме тебя. И собираюсь остаток дней своих доживать твоей вдовою.
Джастин потрепал ее по руке.
– Хорошо, оставим это. Но я хочу тебе счастья. Помни об этом. И не хотелось бы мне, чтобы ты заживо похоронила себя в Девоне.
– Но тут же Марк. Думаю, что мне не стоит его стеснять, Джастин, – ответила на это Клодия.
Болезненная гримаса исказила лицо ее мужа, но от ее заботы, с которой она поспешила, он только отмахнулся и сказал:
– Марк унаследует титул и поместье Фэрхейвен, но и ты не будешь обижена. Тебе остается все мое состояние. Будь спокойна: тебе не придется ни от кого зависеть. На этот счет я распорядился.
Еще он дал понять, что не имеет ничего против, если его троюродный брат, часто гостивший у них в последние годы, решит ухаживать за ней не без надежды на успех. В самом деле, можно ли вообразить что-то лучше такого продолжения дела его жизни?
3
Похоронив мужа, Клодия сразу же вернулась в родительский дом. Только две тайны было у нее, и она скрывала их от покойного на протяжении всей их совместной жизни: свои страдания из-за того, что у них не было детей, и свою неприязнь к родственнику и наследнику своего супруга.
Марк Хейлзуорт был старше молодой жены кузена всего на год. Когда родственник женился, Марк летом приехал к чете Фэрхейвен в гости. Выглядел этот молодой человек очень пристойно, и, хотя знакомство его с графом состоялось лишь незадолго до свадьбы, кузены очень поладили. Первое время Марк был подчеркнуто любезен с женой кузена, и Клодия решила, что она Марку не по душе и, наверно, он подозревает, что за графа она вышла замуж из-за денег. Годы шли, детей все не было, а Марк понемногу стал дружелюбнее. Она тогда была юна и простодушна, и ей в голову не приходило, что прохладное отношение кузена к браку связано с озабоченностью родственника семейным счастьем Джастина. И уж совсем она не думала о том, что граф может отнять у своего молодого кузена все его наследственные права.
Лорд Фэрхейвен посоветовал Марку изучать юриспруденцию, обещая любую поддержку, в том числе и материальную. Но тот выпросил местечко в компании кузена. Марку пришлось самому пробиваться наверх. К тому времени, когда кузен скончался, он успел дослужиться до должности управляющего “Хей-лзуорт лимитед”.
Хотя ходили сплетни о любовных связях Марка, но его страстью были не женщины, а финансы. Клодия всегда ощущала в нем холод и считала его бесчувственным. Печаль Марка о скончавшемся кузене казалась ей притворной, а облегчение, которое он не стал скрывать, узнав, что она уезжает из поместья, ее насторожило.
– О более преданной супруге, Клодия, и мечтать не приходится. Стало быть, вы вправе рассчитывать на вознаграждение, – сказал он, когда была оглашена воля покойного.
Клодия, еще не пришедшая в себя от горя, не обратила внимания на эти его слова. Это потом, перечитывая дарственные, она, вспомнив замечание Марка, издала недоверчивый смешок. Имение было неотчуждаемым: кому титул, тому и Фэрхейвен. Плюс солидная доля в процветающем бизнесе, что само по себе дорогого стоит. Но богатства Джастина были неисчислимы, и они достаются ей, а после нее переходят к ее кровным потомкам. Кем бы ни были ее наследники, они должны быть в кровном родстве именно с нею. Клодия почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Да, Джастин был искренен, когда говорил; что хочет, чтобы она снова вышла замуж. Когда-нибудь. У нее таких планов не было. Но Марк, должно быть, пришел в бешенство, заметив в завещании подобную оговорку.