Выбрать главу

Впечатление портит лишь забор, которым огорожены монастырские земли. Ширина его не менее десяти камней, а высота составляет три человеческих роста. Чтобы подъехать к воротам водителю мобиля пришлось совершить круг почёта. Во время этой импровизированной экскурсии я не заметила ни одного дерева на прилегающей территории, однако монументальную кладку венчают металлические штыри с грубо, но остро заточенными навершиями.

— Вас подождать? — водитель с непередаваемым выражением на лице рассматривает надпись, украшающую портал над входом.

Я тоже гляжу на буквы. Одного взгляда достаточно для того, чтобы рассмеяться, но я ограничиваюсь лишь внутренней усмешкой. Вызвана она, скорее, реакцией мужчины, нежели смыслом. Я заметила, насколько тщательно храмовники выбирают цитаты для своих проповедей. У паствы они создают вполне благодушный настрой. Самые же интересные и впечатляющие выдержки из Священной Книги последователи Создателя приберегают для личного использования. К примеру, запечатлевают в камне фразы, способные ввергнуть в шок любого человека, не зависимо от вероисповедания, и даже смутить дух самых ярых приверженцев религии.

Пока я молча посмеиваюсь про себя и ищу монеты, чтобы расплатиться, водитель с трепетом взирает на результат совместного труда архитектора, скульптора и резчика по камню. От протянутых денег он чуть было не шарахается в сторону.

— Ждать не нужно, — я настойчиво протягиваю оплату.

— Что?! — смерив меня настороженным взглядом, мужчина всё же принимает вознаграждение за труд.

Вот так впечатлительная натура! Про собственный вопрос позабыл!

— Ничего! Приятного вам дня!

С улыбкой покидаю мобиль и, пройдя несколько шагов по припорошенному свежим снежком тротуару, берусь за дверной молоток.

Привратником, к моему величайшему удивлению, оказывается пожилой мужчина. Не знаю, сколько лет он охраняет покой монахинь и их подопечных, но по его взгляду сразу понятно: смирение женщин он не перенял и не планирует этого делать.

— Сегодня неприёмный день, — скрипит он в своё оконце.

— Для меня день всегда приёмный, — я показываю заранее приготовленное удостоверение.

Старик близоруко щурится и пожёвывает губу, пока читает.

— Хорошо, пущу, — ворчит он и закрывает окошко.

Несколько секунд ничего не происходит, а после дверь в воротах всё же распахивается, медленно и с натугой.

Я проскальзываю в образовавшийся проход, пока грозный страж не передумал.

Оглядываюсь через плечо. О! Теперь понятно, отчего мужчину не было видно, когда дверь открывалась! Створку приходится толкать двумя руками, поскольку толщина дерева оказалась под стать стенам, плюс ещё вес металлических креплений и всяких кованых украшений, без которых вполне было можно обойтись — их эстетическая ценность вызывает сомнения, а весят они прилично.

— Вас к кому проводить? — старик вытирает шапкой капли пота, выступившие на лбу от натуги. Только он тут же водружает её на место — не весна на улице!

— А это уж вы мне подскажите, — я пытаюсь улыбкой растопить сердце этого человека. — Мне нужно побеседовать с одной из пансионерок.

Старик выразительно шмыгает носом и даже кривит при этом рот. Наладить контакт не получилось. Жаль.

— Это значит, я вас в главное здание провожу. Там сестра Тарина дежурит ради таких, как вы. Она вам, кого надобно, и найдёт.

Высказывание привратника оставляет весьма неприятный осадок, но вежливость — прежде всего! Несмотря на старания Клемена матушкино наследие всё ещё живо:

— Буду премного вам благодарна! А расскажите-ка подробнее, ради каких таких посетителей дежурят сёстры?

Вздохнув, старик лезет в карман и вытаскивает табакерку. О! Возможно, всё не так уж и плохо.

— Идёмте уже, — он машет рукой и подаёт пример, — чего морозиться!

Я не возражаю и пристраиваюсь с правой стороны от провожатого, стараясь при этом не отставать. Он же занят добычей табака, что, впрочем, не мешает ему вести беседу с любопытной посетительницей.

— Да всякие бывают, кому распорядок и расписание не указ. Правда, удостоверениями да прочими бумажками у меня перед лицом редко трясут. Чаще угрозами сыплют.

— Вам угрожают?

Надо же! А я всегда думала, что монастыри и такие вот пансионы — тишайшие места, куда приходят люди, признавшие поражение от жизненных обстоятельств и не желающие более нести ответственность за свою судьбу.