Я пожал плечами.
— Сегодня вы почти закрыли меня.
— «Почти» — это не в стиле Миллера, — вставил Бруклин.
— Он смирится. Учитывая, что в начале недели вы отставали от меня на добрые десять ярдов.
— Иди к чёрту, Паркер, — выдохнул Алекс.
Мы направились обратно на линию розыгрыша.
Когда я проходил мимо Андерсона, Джейден тихо бросил:
— Полегче с ними. Завтра игра.
Я ничего не ответил. Нахрена мне напоминать то, что я и так отлично знаю? Свисток, мы снова на позициях — и начинается очередной розыгрыш. Передача, пас, рывок, движение.
Я бросил взгляд в сторону — на другую часть поля, где тренируется Хантер. Теперь мы не в одной связке, и за эту неделю в наших отношениях не поменялось абсолютно ничего. Мы здороваемся, играем, но не общаемся. После той самой игры и после вечеринки я обрубил всё, и, если быть до конца честным, я стал меньше общаться не только с ним. Я сознательно отстранился от всех, потому что решил сосредоточиться только на одном — на футболе.
Проблема в том, что в прошлую пятницу я позволил себе забыться. И мои чувства, эмоции — всё то, что я должен был сдерживать — вышло. Когда я на поле, во мне должен работать только один режим: полный контроль. Никакой лишней херни. Никаких отклонений. Только игра, только движение, только счёт. Это как зона, когда ты полностью внутри, и всё остальное просто исчезает. И именно это ощущение я на минуту просрал. И да, я испугался.
Джейден и Миллер — не идиоты. Мне даже не пришлось им ничего объяснять. Они всё поняли без слов. Играть в связке с Хантером стало не просто бессмысленно, а рискованно. И, честно говоря, Уильямс довольно неплохо сам подставился. Я думал, что из нас двоих именно он будет тем, кто сможет сдержать свою неприязнь, держать лицо, играть, как будто ничего не произошло. Но, как оказалось, — не смог.
Всю неделю он отрабатывал свой косяк. Миллер не прощает таких срывов, а Уилсон не пытался отвертеться. Он принял правила, осознал, что накосячил, и с первого же дня начал отрабатывать по полной. Только теперь он — в одной части поля, я — в другой. Мы разделены, и это, наверное, к лучшему.
Интересно, изменилось ли что-то у него с Ники? Потому что после тренировок он выходил выжатый, как лимон, и, честно говоря, вряд ли у него оставались силы на тусовки, свидания и прочую фигню.
Как только в голове проскочило это имя, мысли тут же унеслись в совершенно другое направление. Я тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на поле и на том, что прямо сейчас идёт тренировка, но всё было без толку. Как бы я ни пытался всю эту чёртову неделю сосредоточиться только на игре, как бы ни выкладывался, выжимая из себя максимум — Ника Алексеева всё равно никуда не исчезала. Она засела в голове плотно, как заноза, и не было ни одного дня, чтобы она не всплывала в мыслях, как только появлялось хоть малейшее пространство между действиями.
Я снова посмотрел на Хантера. Чертов идиот. Кто бы, блядь, знал, что спустя два с половиной года я окажусь на его месте и внезапно начну понимать, что он тогда чувствовал. И пусть они с Ники не показывали свои отношения на публике и не кричали на весь университет, что встречаются, но воображение, сука, такая штука — всегда дорисует то, чего тебе знать не нужно. Я ведь видел тот поцелуй. И я знаю Уильямса. А ещё я знаю Ники, и могу сказать точно — я бы не смог держать руки под контролем рядом с ней.
После той сцены, когда мы сцепились с Хантером на игре, и он со злостью швырнул мне в лицо, чтобы я «отъебался от них», я сначала не поверил. Я был на грани, закипал, и на той вечеринке ждал её, чтобы поговорить и всё прояснить. Хоть как-то вытащить себя из этой грёбаной неопределённости. Народ собирался, одногруппники подходили, парни уже начинали праздновать победу, а мы с Хантером, как два идиота, не сводили глаз с входной двери.
Я заметил, что он пьёт один стакан за другим, и каждый его глоток только усиливал моё напряжение.
— Сегодня вечером ты держишься от Уильямса на расстоянии, — услышал я голос Джейдена. Как всегда, подошёл бесшумно, будто из тени вынырнул.
— Мы сейчас не на поле, поэтому отвали, — бросил я, не поворачивая головы.
— Я повторю ещё раз: держись от него подальше. То же самое я сказал и ему.
— Чтобы он держался от самого себя подальше? — с сарказмом ответил я, не сдержавшись.
Джейден расставил ноги чуть шире, скрестил руки на груди — и я уже знал этот его режим.
— Остынь, мамочка, — сказал я. — С ним я сегодня разговаривать не буду. Я жду другого человека.
— Я знаю, кого ты ждёшь. И насчёт этого у меня тоже есть разговор.
Я знал, что он скажет. Или догадывался. Поэтому, покрутив шеей и стараясь не реагировать, отмахнулся: