А за маяком — остров Плам.
На горизонте маячит безобидное зеленое пятно, но меня пробирает ужас. На капитанской карте остров обведен фиолетовой рамкой со словами «ДОСТУП ОГРАНИЧЕН». И хотя это просто неровный треугольник с узким прямым отростком, мне он кажется оторванной кроличьей лапой.
Я иду на нос лодки, к Джефферсону. Опираюсь о перила.
Моя рука шарит по металлическому корпусу, находит руку Джеффа.
Я. Вот он.
Глубокомысленно.
Джефферсон. Ага.
Я. Может… отгул возьмем? Ну, куда спешить?
Джефферсон грустно улыбается.
Опускаю взгляд в сине-зеленую глубину.
Я. А я-то надеялась.
Джефф. Думаешь, я ненормальный?
Я. Нет. То есть да. Больше никто не решился бы. Даже и не мечтал бы. Но дело хорошее. В смысле, правое дело. Наверное.
Джефферсон. А вдруг там ничего нет? Пустой остров? С пыльными лабораториями и рваными папками? Без ответов?
— Ну, зато мы попробовали, — отвечаю. — Совесть будет чиста. Пустой остров — еще не самое страшное. С нашим-то везением на нем должны жить гигантские тараканы-людоеды.
Он усмехается.
Я. Знаешь, можно вообще на все забить. Развернуть лодку и плыть домой.
Джефферсон. Очень мужественно.
Я. Учитывая, как далеко мы от дома, — да, мужественно.
Джефферсон. А как же Паук, Тео и Капитан? Они нас убьют.
Я. Ты что, в это веришь? После того, как немножко их узнал?
Джефферсон (мотает головой). Нет. А вдруг ответ там все-таки есть? И мы сможем что-то изменить? Разве ты не хочешь иметь будущее?
Я. У меня и так есть будущее. И оно мне нравится. Лучше пусть у меня будет тысяча дней с тобой, чем сто тысяч без тебя.
Странно, когда влюбляешься, начинаешь пороть всякую чушь. Я по крайней мере начала.
Джефф. Я с тобой. И исчезать пока не намерен.
В рулевой рубке Капитан сидит над картой. На острове мало что нарисовано: несколько дорог-ниточек и точка — по словам Капитана, вертолетная площадка.
В западной части острова — там, где кроличья нога должна крепиться к телу, — круглый знак, из которого торчат лучики.
Капитан. Еще один маяк. Его отсюда видно. К юго-востоку от него — волнорез. Там можно пришвартовать судно, если проход в гавань свободен.
Джефферсон. Думаю, тебе с Пауком лучше остаться на корабле. А Тео пусть идет с нами.
Капитан. Тео сделает то, что скажу я. (Плаванье прошло так гладко, что я и забыла, как всего пару дней назад мы были почти врагами.) В любом случае сегодня никто никуда не идет. Не хочу рисковать на ночь глядя. Сначала надо осмотреться.
Значит, все-таки отдых. На остров никто особо не рвется, один только Умник. Он изучает полоску суши в бинокль и что-то шепчет себе под нос. После смерти Пифии Умник так делает все чаще.
Бросаем якорь между Ориент-Пойнтом и островом Плам.
Внизу лодки, среди плесневелых подушек и засаленного тряпья, я нашла каменный кусок древнего мыла и чистое неизвестно-для-чего-использовавшееся полотенце. Я собираюсь принять ванну — если нас и правда сожрут тараканы-мутанты, не хочу запомниться Джефферсону вонючей козой. Когда никто не видит, в одном белье опускаюсь за борт. Брр, как холодно! Аж придатки скукожились. Наконец привыкаю к ледяной воде и блаженствую в ее объятиях, смываю грязь, пыль и слезы.
И тут вижу, как Джефферсон бросает Кэт. Ну, это я так решила: они вдвоем стоят на корме, Джефф нацепил очень серьезное лицо и что-то тихо, настойчиво объясняет.
Кэт, похоже, реагирует нормально; во всяком случае, в конце она просто пожимает плечами. Брови Джефферсона сходятся: он, очевидно, не уверен, что до нее дошло.
Кэт подходит к перилам и стягивает с себя рубашку. Потом спокойно расстегивает лифчик, бросает его вместе с рубашкой под ноги. Кучка одежды растет: туда же летят штаны. Наконец абсолютно голая Кэт безупречно, как олимпийская чемпионка, сигает с борта в воду.
Я втайне надеюсь — вдруг не выплывет, вдруг это широкий самоубийственный жест? Ага, жди. Кэт показывается на поверхности, выплевывает фонтанчик воды, демонстрирует шикарную рекламную улыбку и вытягивается на спине.
Этот цирк привлек всеобщее внимание. Мальчишки не знают, куда себя девать: сначала глазеют на Кэт, потом задумчиво переводят взгляд на облака или идут к другому борту — явно неохотно. Я чувствую себя немножко дурой. Дура потому, что купаюсь в белье, как недотрога, — некоторые вон не парятся. И дура потому, что жалела Кэт. Она кувыркается назад — выглядит, честно говоря, неприлично, — уходит под воду и снова выныривает.