— Что ты делаешь?
— Вколол тебе адреналин, — отвечает Умник.
Тогда понятно, почему по венам течет жидкий металл.
— Но как?..
— А, как я здесь оказался? — угадывает он. — Заключил договор.
Я сажусь — возбужденный, злой. Частично из-за лекарства, но не только.
— Что?!
— Я заключил договор со Стариком.
— Договор? Договор с этим… чудовищем?
— Да. Моя жизнь в обмен на мою помощь.
— Твоя жизнь? А наши?
— Этого я не смог, — отводит глаза Умник. — Если бы не ты, эксперименты ставить было бы не на ком. Нужны подопытные определенного возраста, у которых уровень стероид-связывающего белка уже начал падать. Так что… сам понимаешь.
— Нет, не понимаю! Ты вдруг решил работать на него?
— Не на него, — пожимает плечами Умник. — На нас. На нашу идею. Она больше, чем ты или я, разве нет? Неужели ты не согласился бы умереть ради спасения человечества?
— Не знаю, Ум. Если бы мне дали выбор, я бы лучше спас человечество, не умирая.
— Ну а мной вообще жертвовать нельзя, — заявляет он. — Видишь ли, я, похоже, решил проблему.
— Отлично. Давай тогда отсюда сматываться.
— Нет, Джефферсон. Нужны еще испытания. — Умник сурово смотрит на меня.
— Ты проводишь испытания на друзьях!
Я дергаюсь, пытаясь встать, — не выходит. Оказывается, меня приковали к стене.
— Все будет хорошо. Вот увидишь, — успокаивает он. — У меня получится.
Кого он убеждает? Похоже, себя.
— Не надо, пожалуйста. Помоги нам.
— Так я же помогаю. Всем нам помогаю.
— Ты такой из-за Пифии? — В отчаянии я бью в болевую точку.
Умник на секунду перестает возиться с оборудованием и замирает.
— Ее звали Чу Хуа, — тихо говорит он. — «Хризантема». Когда они переехали сюда, она стала представляться Дженни, потому что люди не утруждались запомнить ее настоящее имя. Но даже и так ее никто не звал.
Умник смотрит в никуда. Он сломлен, теперь это заметно.
— Умник… Эндрю, — обращаюсь я к нему по имени. — Не делай этого. Помоги нам. Помоги сбежать. Мы что-нибудь придумаем. Вместе. Не надо никому умирать.
Я-то уж точно больше не хочу в бардо. Несколько глотков воздуха, немного надежды — и мою решимость как ветром сдуло. К черту небытие.
— Ты не прав, — не соглашается Ум. — Люди должны умирать. Одни должны умереть, чтобы другие могли жить.
Он достает из пластикового мешочка очередной шприц. В том же мешке вместе с россыпью каких-то пузырьков лежит бесполезный радиоприемник Умника. Я вспоминаю услышанные в бардо голоса и звуки, но тут Ум склоняется надо мной со шприцем.
— Что это? — тяну я время.
— То, над чем я работаю. То есть мы работаем. Он был близок к успеху. Нужно только подобрать правильное соотношение гормонов. Они кое-что изменят в твоем организме. Ты станешь похож на Старика.
— На Старика?!
Я резко хватаю Умника за рубашку, отпрянуть он не успевает. Ум бьет меня ногой в живот и зовет подмогу.
Врываются островитяне.
Время течет мимо, качает меня на волнах то вверх, то вниз. Из коридора доносятся звуки: разговоры, тягучие хриплые голоса взрослых — наверное, из видеоигр, в которые круглосуточно режутся наши тюремщики. Иногда слышны кашель, удары, вскрики.
Я то проваливаюсь в темноту, то выныриваю из нее. Наконец ко мне постепенно возвращается ощущение собственного тела. Сначала начинают слушаться пальцы, затем руки. Еще через время я встаю. Жар прошел.
В окошко на двери заглядывает Умник; увидев, что я уже на ногах, он щурится. Моя адреналиновая злость вся перегорела, осталась лишь печаль.
Через пять минут Ум возвращается, с ним несколько островитян.
— Пойдешь спокойно? — спрашивает он.
— Куда?
— Тебя хочет видеть Старик.
Иду за Умником. Вокруг полумрак. В глазах туман и жжение. Уже знакомая невысокая блондинка открывает двери в лабораторию Старика. Он за столом, делает себе укол. Шлем от резинового костюма висит за спиной, напоминая полуотсеченную звериную голову. При виде меня Старик откладывает шприц, улыбается.
— Глазам не верю! — Он смотрит на Умника. — Эндрю, ты молодец. А мой окочурился. Как обычно.
— Вы двигались в правильном направлении, — отвечает Ум. — Просто нужен был свежий взгляд.
Старик вскакивает и обнимает Умника. Лицо у того делается счастливым. Никогда его таким не видел.
Умник поворачивает голову ко мне. Меня тут же, как по команде, хватает десяток островитянских рук, и Старик всаживает в мое тело очередную иглу.