— Не сопротивляйся, Джефферсон, — уговаривает Умник.
— Тебя не убивают, тебе дарят жизнь, — добавляет Старик.
На этот раз он не впрыскивает лекарство, а одну за другой наполняет пластиковые пробирки моей кровью. Силы постепенно покидают меня, я повисаю на руках островитян. Наконец иглу вытаскивают и дают мне рухнуть на пол.
Старик, прихватив наполненные кровью пробирки, уводит Умника к столу, где стрекочет какое-то оборудование. Они тихо разговаривают.
И тут я замечаю Кэт. Она лежит на столе, едва прикрытая простыней. Тело такое бледное и неподвижное, что я принимаю ее за мертвую.
Островитяне больше не обращают на меня внимания: усаживаются у стены на корточки и утыкают носы в мертвые мобилки — телефоны тут есть у каждого. Я с трудом волочу ноги к Кэт; в ушах звенит.
В обоих уголках ее рта запеклась кровь. Кэт открывает глаза, обведенные красными кругами.
— Джефферсон, — разлепляет она губы. Помолчав, добавляет: — Хорошо выглядишь.
— Ты тоже.
— Неправда. — Лицо у нее кривится, по щекам бегут розовые слезы. — Я выгляжу ужасно. Как покойница.
Кэт поднимает руку, но донести до лица не может.
Я сам утираю ее слезы.
— Никакая ты не покойница!
— Не надо… Не ври. Я знаю. Знаю, осталось чуть-чуть.
Она прижимается щекой к моей руке, и я не отнимаю ладонь.
— Донна… — шепчет Кэт.
— Что Донна?
— Она думает, я тебя не люблю. Думает, я просто… просто…
— Ну-ну, тише…
— Но смотри… смотри, что я сделала. — Кэт меня не слышит. — Пришли эти, спросили, кто пойдет с ними. А она спала.
— И ты вызвалась? Ради нее?
— Не ради нее, — возражает Кэт. — Ради нас. Мы с тобой здесь вместе. Ты ведь ее любишь? Может, вы оба выживете. Возьми меня за руку, — шепчет она.
— Кэт…
— Хочу тебя попросить…
— Проси, о чем угодно.
— Признайся мне в любви. Так, чтобы я поверила. Мне никто не признавался. Говорили, но не всерьез. Я точно знаю. — По щеке скатывается новая слезинка. — Признайся мне в любви так, чтобы я поверила.
Я не сомневаюсь ни секунды.
— Я люблю тебя.
— Я знаю. — Она крепче сжимает мою ладонь.
У меня перед глазами вдруг все плывет.
— Приведите его, — приказывает островитянам Старик.
Я не хочу вновь ощущать на себе их лапы, поэтому иду добровольно.
— Поразительно, — с улыбкой смотрит на меня Старик. — Как новенький.
— Поздравляю, — говорит Умник. — Ты будешь жить.
Это он мне.
— Проживешь долгую жизнь, — кивает Старик.
— Правда, чтобы полностью уничтожить вирус, понадобится курс лечения в несколько недель, — рассуждает Ум. — Затем…
— Ей. — Я показываю на Кэт. — Дай вакцину ей.
— Это не вакцина… — Умник явно собирается пуститься в объяснения.
— Не важно. Вколи ей эту штуку.
— Поздно, — мотает головой Старик.
— Ее теперь только на свалку, — соглашается с ним Ум.
Старик смеется — короткий, зажатый всхлип.
Умника что, подменили? Как он мог такое сказать?! Старик смотрит на него влюбленными глазами.
— Грубовато, конечно, Эндрю. Но… — поворачивается он ко мне, — по сути верно. Ее лечение оказалось неэффективным.
— Я приготовил вам нужную дозу стероидов. — Умник протягивает Старику шприц.
— Спасибо.
— Схожу за следующим подопытным.
— Вот и правильно, — кивает Старик. — Твоему другу нужно поостыть. Иди. Без меня справишься?
Умник, кивнув, взвешивает на ладони небольшой черный прибор — кажется, электрошокер. Они с Голубоглазым идут к выходу, и тут Ум оглядывается на меня.
— Запомни, Джефферсон, — многозначительно говорит он. — Некоторые должны умереть.
Мимолетная улыбка — и он исчезает.
— Присаживайся. — Старик указывает на металлический складной стул.
Я мотаю головой.
— Да брось. Ты же сейчас свалишься.
Я с трудом пробираюсь к стулу сквозь вязкий воздух и падаю.
— Ты присутствуешь при историческом моменте, понимаешь? — спрашивает Старик.
Нет.
— Это начало возвращения. Когда мы продублируем результаты — твои результаты! — человечество будет спасено.
Сказать мне нечего.
— Не говоря уж о том, что ты проживешь нормальную, долгую жизнь.
— Долгую жизнь?
— Да. Мы тебя спасли. Мог бы хоть поблагодарить.
— Ценой ее смерти. — Я киваю на Кэт.
— Брось. Столько людей умерло! Не будь неженкой. Поверь, если б я не научился обуздывать чувства… — Старик в задумчивости отводит глаза, погружается в свои мысли. Потом, очнувшись, заканчивает: — Меня бы сейчас здесь не было.