Но в тот момент, когда ротмистр, замахнувшись, уже заранее скорчился от предвкушения пренеприятной картины проломленной башки, светловолосый ни с того ни с сего подставился под очередной рубящий мах сабли. Причем сделал это максимально глупо. Выпростал вперед руку – ту самую, в радующей глаз новенькой кольчуге – и принял на нее удар. Такой, от которого эти аккуратно пригнанные друг к другу колечки спасти не могли никак. Но и здесь загодя промелькнувшая пред мысленным взором Торунского картина кровавой рытвины и перебитой кости так в мыслях и осталась. Каким-то чудом железная чешуя выдержала. Даже не помялась и не прогнулась. Что для теснившего московита вояки тоже стало неприятным сюрпризом. Он не удержал равновесия и неосторожно шагнул вперед. Белобрысый только того и ждал, выбросив навстречу кулак. Затем перехватил обмягшую руку с саблей, крутанулся на месте и швырнул их обладателя прямо в Торунского. Тот запоздало махнул булавой, но вышло так, что движение это сделал, уже заваливаясь назад под весом ухнувшего на него тела. Земля с готовностью обрушилась на спину и затылок, вышибив воздух из груди. Сквозь шум в крови в ушах ротмистр слышал звон металла, топот сапог, ржание коней да надсадное дыхание Гловача.
Затем грохнули два выстрела. Более тяжелые и гулкие, чем звучавшие доселе пистолетные выбухи. Видать, подоспели наймиты-мушкетеры, которых Торунский в свой отряд брать не хотел, но ему их навязали. Выходит, не зря.
Отпихнув наконец от себя бесчувственное тело умельца сабельного боя, ротмистр постарался как можно решительнее воздеть себя на ноги. Получилось не так стремительно, как должно было, но, похоже, на это никто не обратил внимания. Именно в тот момент, когда он поднимался, опираясь на свою булаву, десятник долбанул почему-то упавшего на четвереньки православного еретика какой-то доской. Прямо по башке. Дерево, треснув, надломилось. Очень хотелось верить, что череп этого христопродавца – тоже.
Только сейчас Торунский увидел вытаращенные глаза Гловача, а затем и вытянутые рожи стоявших за плетнем мушкетеров. Наемники смотрели на свое оружие так, будто то вдруг обернулось обмазанными дерьмом гадюками.
– Что замерли? – как можно более недовольным тоном осведомился Торунский. Всем своим видом давая понять, что это вовсе не он только что беспомощно барахтался на земле. Судя по всему, этот казус остался всеми незамеченным. Им было чему дивиться и без него.
– Этот гад не сдох! Две пули! Почти в упор! Из мушкета! А он только на карачки грохнулся и еще встать собирался…
Торунский неверяще посмотрел на валяющееся в двух шагах от него тело. Только сейчас он заметил на железных брусках, что укрепляли куяк на спине схизматика, две отчетливые рытвины. По всему выходило, оставленные выстрелами. Он неверяще перевел взгляд на оружие стрелков. Такими убойными штуками да с такого расстояния вола можно было пробить навылет. Его железный горжет, прикрывающий шею и верхнюю часть груди, уж точно сейчас украшали бы две здоровенные дыры. И тут ротмистра словно осенило: «Тварь ведь может очнуться в любую минуту! И как тогда его останавливать?»
– Стяните с него броню. Поглядим, насколько он бессмертен без нее.
Глава 2
Это все и впрямь очень напоминало реальность. Аж до дрожи, если честно. В мясорубке неохотно вращающихся в голове мыслей на миг мелькнуло предположение, что неплохо было б испробовать здесь для сравнения с настоящим миром еще и попойку. Потому что ощущения от выстрела в спину и удара по башке гады, вдохнувшие до ужаса подлинную жизнь в этот мир, и впрямь сделали идентичными натуральным. Уж он-то знал… Как и прохладу воды, ледяной волной окатившей голову и плечи. Именно это ощущение и вырвало Дениса из забытья.