Но есть и вариант пострашнее – в коридоре могут находиться его друзья.
Или уже в самой квартире?
Боже, они же не могут прийти сюда?
Или могут?
Нет.
Я не хочу!
Нет. Нет. Нет!
– Эй, Женя, ты чего там себе опять надумала? Побелела, краше в гроб кладут.
Сомов хмурится, а меня колотит, и в груди больно.
И страшно.
Боже, как же мне страшно.
– Й-а-а помою. П-помою, – киваю головой, как китайский болванчик, и подрагивающими пальцами тянусь к мочалке.
Из двух зол надо выбирать меньшее, насилия я не переживу. Тем более группового.
Непослушными руками перехватываю бутыль с гелем и, не жалея, выливаю на губку, взбивая пену до тех пор, пока она не течет между пальцами густой шапкой.
– П-поворачивайся, – «командую», сглатывая сухим горлом, и с удивлением отмечаю, что Олег слушается.
Встает, упираясь кулаками в стену, также, как и я прежде, и расставляет ноги на ширине плеч. Но даже так он все равно пугает, потому что его послушность обманчива, как и расслабленность. Мы оба знаем, что он – главный, и вся сила в его руках.
Прикусываю губу и медленно скольжу по рельефной спине Сомова. Она такая идеальная, тугая, упругая, с шикарно проработанными мышцами, сокращающимися под моими пальцами. Сама не замечаю, как, подчиняясь монотонным успокаивающим действиям, помимо воли залипаю от эстетической красоты.
Господи, это все алкоголь, нахожу себе оправдание, потому что идея коснуться смуглой кожи не только мочалкой, но и ладонью, становится невыносимой.
Колдовство какое-то…
Смаргиваю бредовые мысли и резко опускаюсь на корточки, чтобы намылить ноги. Крепкие, мускулистые, покрытые ниже колен темной порослью. Но глаза так и замирают на узкой по сравнению с широкими плечами заднице, которую безуспешно стараюсь игнорировать.
А потом он оборачивается…
Глава 7
ОЛЕГ
– Как она? – спрашивает Барс, кивая в сторону спальни.
Мы втроем, я, Илюха и Степан Миронов, тихонько расположились на кухне в моей квартире минут через двадцать после того, как Женя уснула.
Лишь только удостоверившись, что поверхностный беспокойный сон девушки перешел в стадию глубокого, заставил себя от нее оторваться и кинуть смс мужикам, что жду. Но даже теперь, разговаривая с подчиненными, чувствую себя как на иголках. Сижу и, будто сторожевой пес, прислушиваюсь к любому шороху из ее комнаты, чтобы, не дай бог, она не проснулась и не испугалась еще сильнее.
Одиннадцать месяцев, мать его, ходил возле нее кругами, изучал, как живет и чем дышит, потому что досье – всего лишь голые бездушные факты на листе бумаги, облизывался, говорил себе, что «нельзя иметь отношения с объектом», а сегодня не выдержал. Планку сорвало окончательно. Точнее, ее сорвало еще пару дней назад, когда идиотка-Маслова приглашением в «Мираж» перед моим носом повертела.
Тупая овца повелась на слова незнакомца, точнее на пару-тройку красных бумажек с водяными знаками, которые ей вручили с просьбой разыграть соседку и сделать так, чтобы та обязательно согласилась пойти в клуб. Ну, Элечка, меркантильная ссучка, естественно не отказалась от заработка, вцепилась в Женьку. И подставила передо мной по полной. Не специально, конечно. Хотела и нашим, и вашим угодить: и Ветрову уломать, и передо мной с Барсом хвостом вильнуть. Давно же, шавала, облизывается, как видит, да в гости по любому поводу зазывает, то сиськами, то голой жопой сверкая.
Это не Женька, которая каждой тени боится и от мужиков шарахается. Вон как от Илюхи отпрыгнула и в дверь вжалась, испуганно распахнув свои огромные невозможно серые глазища. Еле сдержался, чтобы не схватить ее за худющую талию и за спину не задвинуть. А другу по роже не съездить, чтобы аккуратнее себя вел.
Знакомиться он, мать его, надумал. Кобель хренов.
Хотя Барс и сам смекнул, что к чему, когда ее эмоции считал. А следом поплыл, среагировав на девочку и ее искренние переживания, неподдельный страх и беззащитность. Да и как тут остаться непричастным, когда кругом только лживые, меркантильные и завистливые стервы бродят, от которых фальшью за километр прет, а рядом она – Ветрова – бесхитростная, открытая и нежная.