Он точно знает обо мне всё, что можно почерпнуть из официальных источников.
– Верно. Тогда я решила не просто принять участь груши для битья, но дать ему отпор. У меня даже получилось его задеть, – ухмыляюсь, вспоминая совсем короткую потасовку, когда я вырвала тот жуткий ремень из рук Михаила и ударила его в ответ. – А потом он меня толкнул, и я влетела в стеклянный шкаф с хрусталем. Было так много крови. Я наивно надеялась, что вот теперь-то от него избавлюсь навсегда. Но не вышло. Врачи сработали оперативно. А в больнице я лежала долго, потому что жена Власова не может демонстрировать шрамы. Мне делали пластику на руках и шее, чтобы я и дальше могла сопровождать мужа на светских мероприятиях в открытых платьях. Но, знаешь, – вновь проваливаюсь в те дни, – пожалуй, это был лучший мой новый год за последние шесть лет, потому что я встречала его не с ним.
– А развестись не пробовала? Проконсультироваться с адвокатом, поговорить со специалистами, а не просто убегать из дома в никуда?
– Специалисты? Адвокат? У меня даже паспорта не было, Олег, – впервые обращаюсь к Сомову по имени, потому что воспоминания о болезненном прошлом изматывают похуже физического труда. – Не говоря уже про деньги. Я работала в клинике, но зарплату мне выплачивал муж. Двадцать тысяч в месяц заведующей клиники. Чтобы я могла, как и остальные служащие, ходить на обед в столовую и покупать себе какие-то мелочи, такие как крем для рук или прокладки.
Я уже не вижу смысла стесняться. Если Сомов решил перетрясти все мое белье и вникнуть во все детали, то пусть получает не завуалированную информацию.
– Значит, – делает вывод мой собеседник, – ты не расстроишься, если я скажу, что у твоего мужа появилась другая женщина?
***
– Если другая женщина удержит Власова вдали от меня, я скажу ей «спасибо», – произношу искренне, а потом прикрываю глаза, прячась на пару секунд за ресницами.
Все же обсуждать личную жизнь с посторонним человеком слишком сложно, пусть даже бывшую личную жизнь.
– Вот только другие у него были и раньше. Михаил скрывал свои походы налево лишь в первые пару лет брака, затем начал гулять в открытую, – заканчиваю мысль.
Сейчас уже от озвученных фактов не больно, но мерзко, однозначно.
Самое жуткое, что, шляясь по бабам, Власов всё равно не оставлял меня в покое и систематически принуждал заниматься сексом. Через «не хочу» и через «мне нельзя». Отказы его лишь распаляли и бесили, как и отсутствие моего возбуждения. Он становился агрессивнее и не щадил, причиняя боль насилием.
– Ты – фригидная ссука! Бревно в постели куда более активное, – рычал он, вдалбливаясь в мое совершенно сухое лоно и с ненавистью смотрел в пустые глаза.
Искал слезы, истерику, эмоции, а я лежала неподвижно и разглядывала потолок, умножая в голове трехзначные числа.
Со временем я научилась смотреть сквозь него и перестала прятать взгляд. Знала, что его это неимоверно бесит, и продолжала вести себя именно так. Будто он – пусто место. А он таким и был для меня. Никем. И, вместе с тем, тираном, насильником и монстром, сломавшим жизнь.
Но при всем последнем я ни за что не хотела показывать этому деспоту, что сломалась и готова встать на колени. Нет. Никогда. Да и к боли, оказывается, со временем можно привыкнуть. А может даже сродниться и принимать как неизбежность.
– Это не просто любовница. Власов женился вновь, Женя, – Олег говорит медленно и внимательно разглядывает мое лицо.
Неужели ищет приступы гнева или жалости к себе?
Зря. Их нет. Я в этом уверена.
– Но он же официально мертв, – включаю логику, – у меня есть свидетельство о его смерти. Могу показать.
– У него новые документы. Брак зарегистрирован официально на новое имя, – мой собеседник делает паузу, будто хочет привлечь внимание, а когда я реагирую, сталкиваясь с ним взглядом, произносит то, что все же выбрасывает за борт нормальности и адекватности, – как и ребенок.
– Что?
Боже, неужели вот этот сип-всхлип принадлежит мне?
Я привыкла думать, что готова к любым ударам, уж после мужа-подонка точно, но, оказывается, еще есть места, укол по которым прошивает меня сильнее, чем выстрел от пули. Сжимаюсь моментально, будто все тело вдруг превращается в камень. Но в этот раз падать в обморок не стремлюсь, просто замерзаю изнутри. Лед вместо крови растекается по венам.