Утром легче не стало. Я едва соскребла себя с кровати и с ужасом осмотрела высохшие за ночь в полотенце волосы, которые представляли из себя шедевр экспрессионизма. Времени на укладку не осталось, пришлось затягивать свою взлохмаченную шевелюру в смешной низкий хвост и делать вид, что всё так и надо.
Вместо любимой голубой рубашки надела футболку, юбку заменила на классические брюки. Ботинки и пальто нашлись в единственном экземпляре, так как новые вещи я покупала крайне редко. К счастью, эти ещё годились для носки.
С деньгами пришлось сложнее всего. Я планировала поймать такси с остановки, а для этого требовались финансы в неопределенном количестве. Утром в зависимости от пробок за индивидуальную поездку могли попросить необоснованно много. Именно для такой непредвиденной ситуации пришлось взять с собой копилку в виде розовой милой хрюшки с бантиком — туда гости кидали деньги на мои дни рождения, и внутри за много лет наверняка накопился внушительный куш. Разбивать отцовский подарок не хотелось, и я попросту взяла вещь с собой, торжественно неся в руках. Пятьсот рублей из заначки на холодильнике грели карман, однако поездки до работы обещать не могли.
Я собралась заранее — хотела заглянуть к подруге-архитектору и пожаловаться на свою судьбинушку, попросить совета, стоит ли донести на Коробкова с его абсолютно непрофессиональным поведением. Какая-то маленькая кровожадная частичка меня сидела внутри и потирала руки в ожидании мести. Зато логика подсказывала, что Олег Евгеньевич снова сможет отмазаться. Синяков не осталось, записи с видеокамеры не захватывали мой кабинет. А плакать могла из-за любой ерунды. Или потому что справедливый начальник возжелал меня уволить, а я внезапно бросилась любыми способами защищать свое место под солнцем.
Убедиться, что со стороны история выглядела правдоподобно, показалось самым разумным на тот момент.
В полной задумчивости я вышла из подъезда, крепко прижимая хрюшку-копилку к груди, пока не уперлась в остановившийся поперек тротуара автомобиль. Собралась накричать, выплеснуть негативную энергию на наглеца, ведь здесь стоять запрещалось, как вдруг встретилась с уже знакомым спокойным взглядом чёрных глаз.
Всё тот же пикап не мог по счастливой случайности дожидаться кого-то другого, тем более в нашем доме жили либо старушки, либо глубоко семейные пары. Разве что Никите Алексеевичу нравились женщины постарше…
Короткий кивок — и я без лишних слов залезла в салон. Снова генеральный таращился на меня, как на дурочку, только теперь его взгляд был полностью прикован к розовому керамическому зверьку в моих ладонях.
Наверное, со стороны это выглядело необычно. Даже странно. Но я молча пристегнулась, покрепче ухватилась за ручку и обняла копилку, чтоб случайно не разбить. Кузьмин не сказал ни слова — да и вообще, умел ли он говорить? По пути мужчина снова был сосредоточен, мрачен и необщителен, как бы я не старалась намекать и покашливать. Очевидно, беседа с заурядной сотрудницей его не интересовала.
Складывалось впечатление, что меня везут на казнь. Не покидала уверенность, что в офисе ожидал очень серьёзный разговор. И наверняка кое-кто круглый и похожий на поросёнка перевернул все события в свою сторону. Чтоб казалось, будто он жертва.
Нужно было сказать хоть что-то. Оправдаться. Выложить правду, свою историю событий. Но Никита Алексеевич не произносил ни звука, а я боялась нарушить тишину и сделать хоть что-то не так.
Большой автомобиль заехал на подземную парковку, ладони мгновенно вспотели. Разборки ожидали на десятом этаже, я с тяжелым сердцем последовала за генеральным в лифт.
Мужчина нажал на кнопку с цифрой “16” и прикрыл своим телом вызывную панель. Словно не хотел, чтоб мы останавливались на десятом.
“Точно разборки ждут,” — пронеслось в голове, пока мы ехали до нужного этажа. Туда, где не ступала нога обычного сотрудника. Весь этаж пустовал, там располагались несколько переговорных комнат, огромный кабинет директора, приёмная и небольшая кухонная зона. Но как только мы поднялись, я осознала — мы одни. Ни приятной девушки-секретаря за столом, ни круглолицего Коробкова с недовольной миной, ни Бориса из отдела кадров. По коридору разносилось эхо, когда мне приходилось семенить в ботинках с каблуками за Никитой Алексеевичем.
“В переговорке что ли все?” — устало прикинула наличие людей. И снова ошиблась, ведь Кузьмин остановился около большого стола в приемной, рядом с входом в его кабинет. При этом мужчина повернулся и уставился на меня, словно что-то должно произойти.