– И он убил Ноэллу, – прошептал Адамберг.
– Задолго до одиннадцати, может, даже раньше половины одиннадцатого. Он знал, когда ты пойдешь по тропе. Снял ремень и утопил тело подо льдом. Потом подкараулил тебя.
– А почему он не проделал все это рядом с телом?
– Слишком рискованно – кто-то мог пройти мимо, заговорить с ним. Рядом с делянкой растут большие деревья, там легко спрятаться. Он разбил тебе лоб, накачал наркотиком и положил ремень рядом с телом. О волосах подумал капитан. Ничто ведь не доказывало, что это был судья, понимаешь? Данглар надеялся, что он мог уронить несколько волосков на отрезке от камня Шамплена до озера, пока тащил тело. Мог остановиться передохнуть, провести рукой по затылку. Мы сняли верхний слой на глубину полтора дюйма. После твоего приключения на тропе снова подморозило, и у нас была надежда найти волосы. Я вволю покопался в шести кубометрах гребаных листьев и веток. И – алле-оп! – Санкартье кивнул на коробочку. – Кажется, у тебя есть несколько волосков судьи?
– Да, из «Schloss». Черт, Данглар, а Микаэль? Пакетик был спрятан у меня дома, в кухонном шкафчике, за бутылками.
– Я забрал и его, и материалы по делу Рафаэля. Микаэль ничего о нем не знал, вот и не искал.
– А зачем вы полезли в шкафчик?
– Искал «витамины», чтобы легче думалось.
Комиссар кивнул. Он был рад, что капитан нашел свой джин.
– Кроме того, он оставил у вас свое пальто, – добавил Данглар. – Я взял два волоска с воротника, пока вы спали.
– Вы его не выбросили? Черное пальто?
– А что? Зачем оно вам? В качестве трофея?
– Не знаю. Возможно.
– Я бы предпочел схватить самого демона, а не довольствоваться его тряпьем.
– Данглар, зачем он повесил на меня убийство?
– Чтобы заставить вас страдать и – главное – принудить застрелиться.
Адамберг покачал головой. Уловки дьявола. Он повернулся к сержанту.
– Надеюсь, ты не в одиночку разгребал шесть кубометров, Санкартье?
– Я поставил в известность Лалиберте. У меня были показания сторожа и анализ ДНК. Он чуть не удавился, когда понял, что я врал про болезни. Обзывал меня по-всякому. Даже обвинил в сговоре и в том, что я помог тебе бежать. Я, конечно, сам напросился, но разум возобладал. Сам знаешь, в отношениях с шефом главное – четкая субординация. Он остыл, понял, что в этом деле и впрямь многое не вяжется, поднял всех на ноги и разрешил сделать анализы. А потом снял обвинение.
Адамберг переводил взгляд с Данглара на Санкартье. Эти двое ни на мгновение не усомнились в нем.
– Не благодари, – сказал Санкартье. – Ты вернулся из запредельной дали.
На подъезде к Парижу машина то и дело останавливалась в пробках. Адамберг устроился сзади. Он полулежал на сиденье, прислонившись головой к стеклу, и, прикрыв глаза, следил за знакомыми окрестностями, глядел в затылки двум своим спасителям. Все кончено. Рафаэль может больше не скрываться. Как и он сам. Непривычное чувство покоя придавило комиссара, он ощущал невероятную усталость.
– Не могу поверить, что ты разгадал историю с маджонгом, – сказал Санкартье. – Лалиберте был потрясен, он заявил, что это была ювелирная работа. Послезавтра он сам тебе все скажет.
– Он приезжает?
– Понимаю, ты к нему теплых чувств не питаешь, но послезавтра твой капитан получает очередное звание. Не забыл? Твой патрон, Брезийон, пригласил суперинтенданта, чтобы окончательно свести концы с концами в этой истории.
Адамберг даже не сразу понял, что, если захочет, может выйти на работу. Без арктического шлема на голове, просто открыть дверь и поздороваться. Пожать всем руки. Купить хлеба. Сесть на парапет у Сены.
– Я ищу способ отблагодарить тебя, Санкартье, но ничего не могу придумать.
– Не волнуйся, все уже сделано. Я возвращаюсь на участок в Торонто, Лалиберте назначил меня инспектором. Благодаря той пьянке.
– Но судья сбежал, – мрачно заметил Данглар.
– Он будет осужден заочно, – сказал Адамберг. – Ветийе выйдет из тюрьмы, как и все остальные. В конечном счете, это – самое главное.
– Нет. – Данглар покачал головой. – Есть четырнадцатая жертва.
Адамберг выпрямился и поставил локти на спинку переднего сиденья. От Санкартье пахло миндальным мылом.
– Я поймал четырнадцатую жертву, – улыбнулся капитан.
Данглар посмотрел на отражение Адамберга в зеркале. Первая настоящая улыбка за эти шесть недель, подумал комиссар.
– Последняя кость, – сказал Адамберг, – главнейший элемент. Без нее ничто не завершено и не сыграно, все теряет смысл. Она определяет победу, от нее зависит вся игра.
– Логично, – прокомментировал Данглар.
– Эта главная и самая ценная фигура будет белым драконом. Высшим белым драконом для завершения игры, исключительным элементом. Молния, вспышка, белый свет. Это будет он сам, Данглар, три кости с одинаковым количеством очков. Трезубец присоединится к отцу и матери в идеальном брелане и завершит свое произведение.
– Он напорется на вилы? – спросил Данглар, хмуря брови.
– Нет. Комбинация завершится его естественной смертью. Это есть в вашей записи, Данглар. «Даже в тюрьме, даже в могиле этот последний элемент никуда от меня не денется».
– Но ведь он должен убивать своим проклятым трезубцем, – возразил Данглар.
– Не эту жертву. Судья и есть Трезубец.
Адамберг откинулся назад и внезапно заснул. Санкартье бросил на него удивленный взгляд.
– С ним часто так бывает?
– Когда ему скучно или если он чем-то потрясен, – объяснил Данглар.
Адамберг поздоровался с двумя незнакомыми полицейскими, охранявшими дверь Камиллы, и показал им удостоверение на имя Дени Лампруа.
Комиссар позвонил. Накануне он провел день в одиночестве, с трудом восстанавливая разорванную связь с самим собой. Семь недель его терзали буря и штормовые ветры, а потом волны выбросили тело на песок – потрепанным, насквозь промокшим, но раны, нанесенные Трезубцем, зарубцевались. Он чувствовал отупение, смешанное с удивлением, и был уверен в одном: нужно сказать Камилле, что он не убивал. Хотя бы это. А если получится, дать ей понять, что нашел собачника. Он чувствовал себя неловко: мешали кепи под мышкой, брюки с лампасами, мундир с эполетами в серебряном галуне и медаль в петлице. Но кепи хоть прикрывало проплешину.
Камилла открыла дверь и кивнула полицейским, подтверждая, что знает посетителя.
– Меня круглосуточно пасут двое легавых, – сказала она, – и я никак не могу связаться с Адриеном.
– Данглар в префектуре. Подбивает бабки по невероятному делу. Тебя будут охранять месяца два, не меньше.
Адамберг кружил по комнате, пытаясь рассказать свою историю, не упоминая Ноэллу. Дойдя до середины, он прервал повествование и объявил:
– Я нашел собачника.
– Это хорошо, – медленно проговорила Камилла. – И как он тебе?
– Не хуже и не лучше предыдущего.
– Рада, что он тебе понравился.
– Да, так легче жить. Мы даже сможем обменяться рукопожатием.
– Неплохо для начала.
– Поговорить по-мужски.
– Еще лучше.
Адамберг кивнул и закончил рассказ. Рафаэль, бегство, драконы. Он вернул Камилле правила игры и бесшумно прикрыл за собой дверь. Щелчок замка потряс все его существо. Они с Камиллой остались каждый по свою сторону деревянной двери, они играют на разных досках, и виноват в этом он один. Слава богу, хоть часы не подводят, живут себе этакой сладкой парочкой на левом запястье, постукивая циферблатом о циферблат.
Все сотрудники, одетые в форму, собрались в отделе. Данглар довольно оглядывал добрую сотню человек, толпившихся в Соборном зале. У дальней стены соорудили трибуну – для официального выступления окружного комиссара: он зачитает его послужной список, скажет несколько комплиментов, прикрепит новые знаки отличия. Потом Данглар произнесет ответную речь, поблагодарит, пошутит, проявит чувства. Будут объятия с коллегами, все расслабятся, выпьют и пошумят. Данглар смотрел на дверь, чтобы не пропустить Адамберга. Комиссар мог не захотеть возвращаться в отдел именно сегодня: официоз с последующей пьянкой – не самые комфортные условия.