Если бы не Александр Васильевич, то Анна-Мария легко добилась своей цели и достигла бы крепкой шеи парня. Но пожилая составная его разума точно определила задачи девушки и противоречия деятельности на ближайшее будущее. И сейчас сознание Александра Васильевича оказалось сильнее.
Повинуясь старческому разуму, тело де Винорта вытащило подписанную Анну-Марией дипломатическую бумажку, где первым пунктом шло обязательство проведение каждой ночи интима.
- Утром ты мне обязалась, и даже подписалась, - обвинил ее Александр де Винорт (Александр Васильевич), показывая ее цидулку, - а днем так же твердо отказываешься. И получается, что такое благородное дворянское слово для принцессы Корловолкской не значит ничего. И после этого ты смеешь упрекать меня в слабости дворянского духа?
- Подожди, - смущенно выхватила она бумажку из рук Александра, - это одно…
Анна-Мария посмотрела на свою подпись с большим сомнением. Нет, в подписи она не сомневалась. А вот доводы жениха у нее вызывали колебания. Как же так, здесь же выставлены совершенно разные мотивы. Она подписалась под обязательством интима в сфере политики, а отказывается от интима в личной сфере. И везде интим!
- Черт побери и что я должна делать?
- Или отказаться со мной интима и разорвать договор, как честная невеста или сохранять интим и тогда требовать политической поддержки – логично указал на варианты деятельности принцессы.
А ее опять мучил дух противоречия. С одной стороны, он так логично и тактично ей указал на ее действия, с другой стороны, ей, принцессе Корловолкской, указывают!
Первым побуждением было твердо отказать, разорвав утренний договор.
Она на его глазах разорвет ненавистную бумажку и швырнет в его лицо, при этом жестко сказав: - Мне не надо ни твоих магических сил, ни твоего договора. А потому уничтожу свой.
А потом швырнет ему в лицо недавнее соглашение. Клочки легкой бумажки, конечно, разлетелись куда угодно, но только не в лицо ее дорогого и такого ненавистного жениха. Все!
А он только тяжело вздохнул и сказал:
- Ну коли ты так решила. Я буду хранить минуты нашей близости, как самое светлое время всей светлой жизни.
И ведь поехал дальше, скотина! Нет бы, встал на колено, как рыцарь и прощал прощения за что-нибудь. Да хоть за нехорошую дорогу!
Пусть его жеребец шел медленно и периодически жалобно оглядывался на Звездочку, но ведь уходил. А вместе с ним уходил милый Александр! Как она без него?
Как она без него будет жить в этом страшном лесу, полном страшных разбойников и диких зверей. Ведь они ее изнасилуют, убьют и съедят, и не обязательно в таком порядке. А в Амбидаре? Зверей там нет, зато масса феодалов, которые в последнее время стали еще хуже разбойников. Они ее съедят! А если не съедят, то точно интронизируют, а потом или убьют или выдадут замуж за какого старика-гладиатора (от слова гладить).
С этими горестными мыслями она поехала за Александром. Звездочка, белая андалузская лошадка, не такая заумная, как ее хозяйка, охотно пошла за Булатом. В отличие от нее, она охотно признавала его приоритет, лишь бы он не забывал ее.
А вот Анна-Мария страдала. Она признавала его правоту, но это давалось ей очень тяжело и слезы заливали ее лицо. Она плакала не для Александра. Или, по крайней мере, не все слезы были для него.
Наконец, ему надоело (для Александра Васильевича) и немножко разжалобило (для сознания де Винорта). Он остановил Булата. Тот охотно остановился и заржал, подбадривая Звездочку. Дескать, рано или поздно хозяева разберутся и я почешу тебе шейку.
- Скажи, наконец, внятно, что тебе надо, - попросил он принцессу, пожаловавшись в воздух – эти женщины меня с ума сведут (Александр Васильевич) и затем поцеловал ее в щечку (Александр де Винорт).
Обруганная и обласканная одновременная, Анна-Мария смущенно сказала:
- Да я и сама не знаю.
- А я знаю. Ты будешь соблюдать свои обязательства? - спросил Александр, не ведая, то ли ему жестко ругаться, то ли жалеть его невесту.
- Буду, - жалобно сказала она, прекратив его противоречия.
В честь этого он крепко поцеловал Анна-Марию, углом глаза успел уловить, как Булат придвинулся к лошадке невесты и, подсунув свою шею под нее, начал ее чесать.
- Вот, - сказал он девушке, - бери пример с братьев и сестер наших младших. Много ли надо их женщинам – чтобы милый их почесал по шее. И все.