Руки Ёшики затряслись, словно в помещении был тридцатиградусный мороз. Журнал выскользнул из ладоней, открывшись на какой-то статье с яркими иллюстрациями. Ёшики всё ещё не мог поверить.
“Как? — спрашивал он сам себя. — Ведь сейчас должен быть… 2008. Неужели, мы провели в этом месте два года?..”
***
Вопреки всеобщему настрою, Амели выглядела довольно мирно: за столом она сидела прямо и элегантным жестом подносила чашку к губам, чтобы отпить свой чай. Её глаза были прикрыты, а плечи расслаблены. В столовой пахло жасмином — аромат светлого зеленоватого напитка.
Дэймон уже некоторое время стоял в дверях, не решаясь подойти к метательнице ножей. Сейчас было не время для приёмов пищи, и помимо них двоих в столовой никого не было. Сам мечник просто заскочил перекусить, но, заметив Амели, остановился как вкопанный. После смерти Урсулы он невольно чувствовал к ней некую симпатию. Не раз после суда он задавал себе вопрос: а что было бы, если бы умерла его сестра, а не её?
— Если я вас смущаю, я могу уйти, — неожиданно произнесла Амели.
Дэймон настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как Амели перевела взгляд на него. Девушка со своим обычным выражением глядела на мечника. По её виду было ясно, что она говорит совершенно серьёзно, и Дэймон смутился.
— Нет, — он покачал головой, — вы мне не мешаете, Октавиан-сан. Я просто… задумался.
Амели слегка подёрнула плечами, но ничего не сказала, лишь вновь уставилась куда-то перед собой и отпила немного чая. Дэймон решил, что нет смысла стоять в дверях, и, торопливо заварив себе чай, присел неподалёку от неё. Некоторое время они сидели молча. Дэймон украдкой бросал на Амели любопытные взгляды. Она же совершенно не обращала на них внимания; эта молчаливая и безразличная ко всему девушка словно существовала в своём отдельном мире, непонятном никому и закрытом ото всех. Дэймону хотелось о многом ей сказать и многое обсудить: он чувствовал в ней родственную душу. Но он упорно не мог придумать, как завязать разговор — слишком таинственная и непонятная была эта девушка.
Наконец, он неловко спросил:
— Любите жасмины?
Амели медленно повернула к нему голову и склонила её набок. Дэймону показалось, что она удивлена его внезапным и довольно нелепым вопросом и всерьёз задумалась, что на него ответить. Спустя почти минуту молчания, она проговорила:
— Наверное, это так.
Дэймон лишь молча кивнул. Амели вернулась к своему чаю. Разговор явно не клеился. Дэймон усиленно думал, как бы ненавязчиво узнать то, что его так гложило, и в итоге не нашёл ничего лучше, чем просто спросить прямо.
— Октавиан-сан, — тихо заговорил он, — что вы чувствуете после потери сестры?
В этот раз на лице Амели точно отразилось слабое подобие удивления. Казалось, что метательница ножей просто не умеет выражать эмоции, настолько трудноразличимым оно было. Амели отставила чашку и задумалась, уставившись в светлую жидкость. Дэймон уже тысячу раз успел укорить себя за бестактный вопрос, когда она, наконец, ответила. В голосе Супер Метательницы ножей появились нотки печали.
— Пустоту. Нас всегда было двое, теперь же я одна. И я… не совсем понимаю, что будет дальше. Но с другой стороны, — Амели вновь взяла чашку в руки и прикрыла глаза, — я догадывалась, что Урсула не выдержит этого испытания, и была готова к такому исходу.
Это было совсем не то, что ожидал услышать Дэймон. Ему казалось странным, что Амели не выглядит горюющей о сестре. Она будто бы смирилась со всем заранее, и после смерти Урсулы лишь убедилась в справедливости своих ожиданий. Дэймон даже начал думать, что ей всё равно, что она потеряла, возможно, одного из ближайших людей в этом мире.
— И вам совсем не жаль? — с его губ невольно сорвался вопрос.
Амели смерила его оценивающим взглядом.
— Не поймите неправильно, господин Хицугири, — проговорила она, глядя в стол. — Разумеется, мне жаль Урсулу… насколько я вообще могу жалеть о чём-либо. Я осознаю, что со стороны выглядит так, словно мне всё равно, — она подняла голову и уверенно продолжила: — Но наши с сестрой обстоятельства сильно отличаются от обстоятельств остальных в этой школе. Сейчас у меня другие приоритеты.
Девушка скосила глаза на помрачневшего Дэймона и заговорила более мягким тоном:
— Вы, наверное, считаете меня бессердечной, господин Хицугири. Я понимаю, как вам странно слышать мои слова об Урсуле, ведь ваши отношения с сестрой очень отличаются от наших. Возможно, — после небольшой паузы добавила она, — я даже немного завидую вам. Ведь я не могла бы так любить сестру, даже если бы очень захотела.
Дэймон удивлённо поднял глаза на Амели. Она показалась ему немного мечтательной и печальной.
В этот момент в помещение раздался звон, заставивший Дэймона отвлечься от своих мыслей. “Снова Тау!” — гневно подумал он. Амели быстро допила свой чай и также прислушалась. Из динамиков раздался довольный голос куклы. Она, казалось, искренне чему-то радовалась.
— Дорогие ученики! — нараспев заговорила она. — Очень жду вас в спортзале. У меня хорошие новости!
“Хорошие новости? — Дэймон был озадачен. — Разве после такого обычно не следует мотив для убийства? Хотя кто знает, что у этой куклы на уме… Может, она и это считает хорошими новостями…”
Раздражённо щёлкнув языком, Дэймон отставил чашку с недопитым чаем и встал со стула. Амели также поднялась с места и, оправив юбку, побрела к выходу.
***
В этот раз Тау казалась намного взволнованнее обычного. Она в нетерпении ёрзала на своём пьедестале, ожидая опаздывающих учеников, и выглядела как никогда оживлённой. На губах куклы была довольная и вместе с тем хитрая улыбка, способная соперничать с улыбкой Чеширского кота.
Наконец, все собрались, и Тау получила возможность выпустить эмоции, которые копились внутри неё, на волю. С трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на скороговорку и тем самым убить всю торжественность момента, она заговорила:
— Итак, убийств долго не было, и я вновь решила предоставить вам мотив. Но в этот раз всё будет немного иначе, чем обычно. В первый раз я предоставила вам взять в руки своё будущее, во второй — улучшить настоящее. Теперь же… — кукла выдержала паузу, приложила палец к губам и с видом, словно она раскрывала какую-то великую тайну, загадочно объявила: — Я даю вам шанс изменить прошлое!
Одноклассники недоумённо переглянулись. Тау не спешила объясняться, поэтому Минато счёл нужным осторожно поинтересоваться:
— И что это значит?
Улыбка Тау стала ещё шире, едва прозвучал этот вопрос. Она словно только этого ждала и с торжественным видом воскликнула:
— О, в этом мире нет ничего невозможного! Ведь многие из вас теряли когда-то близких людей, верно? — в голубых глазах появился лукавый огонёк. — Только ради вас, я решила вместо угроз применить награду! Тот, кто совершит убийство до полудня завтрашнего дня и не будет раскрыт, получит уникальную возможность воскресить одного дорогого ему человека!
В спортзале раздались шокированные возгласы, и несколько человек одновременно удивлённо выдохнули. Это объявление вызвало у участников школьного колизея противоречивые эмоции: кто-то был в шоке, на чьих-то лицах отразилось недоверие, а в сердцах некоторых разгорелся слабый огонёк надежды. Надежды вновь встретить того, кого, казалось, больше никогда не увидишь, но чью ладонь так хотелось бы сжать в своей руке ещё раз.
И всё же это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— С чего мы должны тебе верить? — скептически поинтересовался Ёшики. — Такая штука, как воскрешение невозможна в принципе!
Тау с удивлённым выражением лица склонила голову набок, глядя на Ёшики, и тот начал чувствовать себя так, словно он сказал что-то очень глупое. Внезапно губы Тау растянулись в безумную улыбку.
— Да что вы говорите, Хулиган-сан? — насмешливо спросила она. — С моими умениями это не так уж трудно — нужно всего лишь найти мир, где тот, кого вы так любите, не умирал.
— И как же ты докажешь, что твои слова не пустая болтовня? — усмехнулся Марти. Он расслабленно убрал руки в карманы джинсов и, чуть запрокинув голову назад, насмешливо глядел на Тау. Казалось, ему совершенно всё равно, что происходит вокруг него.