Пристроив в холле его багаж – сумку и чемодан, – я провел их в кабинет и представил Ниро Вульфу. Хафф имел тенденцию к чересчур громкой речи, но, похоже, больше в нем не было ничего вызывающего, и это меня возмутило. Я заранее приготовился невзлюбить парня, женившегося на богатой наследнице и заставившего ее подписать документ, о котором столько говорилось. Естественно, я считал его обязанным подкрепить мою нелюбовь вескими уликами. Он же разочаровал меня. Слова он произносил с акцентом непонятного происхождения. Впрочем, чувствовалось, что его и наша нации очень тесно соседствуют.
Судя по тому, как прочно устроились гости в креслах, они, очевидно, ожидали продолжительной беседы, но Вульф был краток и не слишком любезен. Ибо теперь, с нашей точки зрения, эти двое превратились в обычных статистов. Явившись накануне с крючком для акционеров «Софтдауна», Ирби стал для нас счастливой находкой, но теперь, заполучив Сару Джеффи с куда лучшей приманкой, мы рассматривали и его, и Хаффа как простую массовку.
Вульф изобразил вежливый интерес:
– Доехали сносно, мистер Хафф?
– Не слишком. Трясло немного.
Вульф пожал плечами.
– Тем более поздравляю вас с благополучным прибытием, – Он обратился к Ирби: – Возникли непредвиденные обстоятельства. Я не вправе описывать их детально, но они настолько близко касаются мистера Холмера и его компаньонов, что те согласились прийти сюда сегодня в девять вечера, дабы обсудить ситуацию. Хотя…
– Я должен с ними встретиться, – решительно заявил Хафф.
– Несомненно. Хотя они придут и не по вашему делу, я не вижу причин, которые бы мешали и о нем поговорить, тем более, оба вопроса очень тесно связаны. Не забудьте только, что бразды правления находятся в моих руках. Вы примете участие во встрече только потому, что приглашены, но вас могут и не пригласить. Согласны вы присутствовать на подобных условиях?
– Однако, – запротестовал Ирби, – вы говорили, что люди собираются для обсуждения заявления моего клиента! Я вынужден настаивать…
– Ваше положение не позволяет вам настаивать. Вы еще вчера потеряли право на беспристрастное к себе отношение. Желаете ли вы прийти сюда сегодня вечером?
– Я желаю только того, – заявил Хафф, – что принадлежит мне…
– Возможно, я облек свое предложение в неудачную словесную форму, – согласился Ирби. – Я мог неверно понять природу вашей заинтересованности в деле. Мы бы выглядели глупо рядом с этими людьми без уверенности в том, что вы и мистер Гудвин соглашаетесь подтвердить подлинность…
– Тогда не приходите! – фыркнул Вульф.
Хафф извлек из кармана конверт и помахал им в воздухе.
– Здесь лежит документ, подписанный моей женой и засвидетельствованный Маргарет Казелли. Я присутствовал при его составлении. С тех пор он всегда при мне. Нет никаких сомнений в его подлинности. Мы только просим помочь нам добиться справедливости.
Он был абсолютно убежден в своей правоте, вероятно, не меньше, чем в августе 1946 года, когда подбил Присциллу на сочинение бумаги. Его призыв к справедливости не заставил увлажниться мои глаза.
И глаза Вульфа тоже. Он сухо заметил:
– Ни о какой гарантии, джентльмены, не может быть и речи. Так же, как и о согласии на договоренность. До вечера я буду занят. Приглашаю вас к девяти часам на предложенных мною условиях.
На этом все и закончилось. Хафф еще пытался уломать Вульфа взглянуть на его ценный документ, а Ирби упорно твердил свое, но все было кончено.
Я вышел с ними в холл и снова испытал разочарование, когда Хафф, который был моложе, выше и сильнее, чем Ирби, настоял на том, что чемодан и сумку понесет по-прежнему сам. Я выискивал в нем отрицательные черты, а он продолжал меня надувать.
Я отправился на кухню сказать Фрицу, что вместо семерых гостей ожидается девять.
Но дела повернулись так, что последнее число оказалось не окончательным. Спустя четыре часа, когда я менял в своей комнате рубашку и галстук, в дверь позвонили, а еще через минуту Фриц сообщил, что на ступеньках стоит человек, не называющий своего имени и требующий меня.
Я закончил с одеванием и спустился вниз. Фриц приник к двери, не сводя глаз с цепочки.
На ступеньках, хорошо видный сквозь прозрачное с одной стороны стекло, околачивался Энди Фомоз, сердито поглядывающий на зафиксированную щель. Его поза указывала на то, что он уже применял мускульные усилия.