Сидя в тёмном зале и поглаживая Катенькины коленки, я невольно вспомнил Порфирия Дормидонтовича. По фильму выходило, что я пока что — турист. А вот Порфирий Дормидонтович уже несколько часов как — путешественник…
23. Как Катенька оказалась инопланетянкой
На другой день я не пошёл к Порфирию Дормидонтовичу. Ни пить водку, ни играть в карты. Я сел за стол и сочинил стихотворение, очень коротенькое, типа японской танки. Но, однако же, мне удалось отразить в нём всю свою печаль по скончавшемуся Шишигину; по самому себе — пока ещё живому; и в целом по Вселенной — такой бесконечной и холодной…
Без ложной скромности — о-очень глубокий стишок получился:
Осенний дождь
Окно завесил
Капли оставляют
Мокрый след
Когда я закончил своё творение, в комнату вошла моя бывшая любовница, а в настоящее время жена — Катенька.
— Мне надо с тобой серьёзно поговорить, — сказала она.
— Говори, — сказал я.
— Дело в том, — сказала Катенька, — что я тебе не жена.
— А кто же ты? — спросил я. — Всё ещё любовница?
— И не любовница, — сказала Катенька.
Я был заинтригован.
— Так кто же ты?
— Инопланетянка, — ответила Катенька.
— И давно? — спросил я.
— Что «давно»?
— Давно ты инопланетянка?
— С самого рождения. Меня послали на вашу планету разузнать — подходит ли она для отходов нашей жизнедеятельности. Проще говоря, Галактический Совет хочет сделать на Земле помойку. Чтоб Космос не засорять.
— А как же наша цивилизация? — спросил я.
— Никак, — ответила Катенька. — Аборигенов придётся ликвидировать.
— А-а, — вспомнил я Уэллса. — Война миров, значит.
— Никакой войны не будет, — сказала Катенька. — Мы пропустим Землю через ядовитый фильтр — и все дела.
— И меня тоже через ядовитый фильтр? — спросил я.
— Нет, — ответила Катенька–инопланетянка. — Тебя Галактический Совет решил сохранить. Единственного со всей планеты.
— А почему именно меня? — спросил я. — Как замечательного писателя?
— Нет. Как типичного представителя данной цивилизации. — Катенька помолчала. — И потом: я ведь член Галактического Совета… Привыкла к тебе, дурачку.
За окном уже висел НЛО… Мы полетели. В иллюминатор я увидел, как розовое облачко окутало нашу голубую Землю…
И — ВСЁ…
Одной помойкой во Вселенной стало больше.
На Катенькиной родине меня поместили во что–то типа нашего зоопарка. Только это была не клетка — а коттедж. Холодильник забит всевозможными вкусностями. По телику — то мультяшки, то порнушка — чего закажешь… Ну и так далее. Словом, все удобства. Правда, стены в коттедже прозрачные. Это чтоб посетители могли за мной наблюдать. Поначалу, конечно, неприятно было, особенно когда в туалете сидишь. А потом — ничего. Привык. И даже стал находить в этом своеобразное удовольствие.
Раз в неделю меня навещает Катенька. Уже в своём истинном обличье: нечто среднее между медузой и кошкой.
Мы с ней пьём водку и играем в карты.
Доктор Гоголь
Жил на свете один доктор. По фамилии Гоголь. Это был довольно странный тип. К примеру, приходит к нему на приём молоденькая девушка.
— Ах, доктор, — плачет она, — я пальчик занозила.
— Ампутировать, — с ходу говорит доктор Гоголь, даже не взглянув на палец.
— П-пальчик? — побледнев от ужаса, спрашивает девушка.
— Руку! — твёрдо отвечает доктор.
Девушка, конечно — хлоп — в обморк. Но дело не в этом.
А вот в чём.
Как–то раз читал доктор Гоголь книжку своего однофамильца Николая Васильевича Гоголя, и захотелось ему посмотреть: что же осталось от великого русского писателя?
Взял он лопату и пошёл на кладбище.
Пришёл, вырыл гроб. Открыл. А там — ни–ко–го!
Пусто.
«Интересно, — думает доктор Гоголь, — куда ж классик–то подевался?» А потом ещё думает: «Дай–ка я лягу на его место, чтоб почувствовать, как это — в могиле лежать».
Лёг он в гроб, крышкой накрылся. Лежит.
Лежал, лежал, да и уснул.
А тут как раз шёл через кладбище пьяненький мужичок. Глядит — могилка незакопанная. Взял да и закопал с пьяных глаз.
А в это время учёные из Академии наук тоже решили выкопать гроб с останками Николая Васильевича Гоголя. С научной целью, разумеется.
Вырыли они гроб, привезли в Академию Наук и осторожненько вскрыли. А там доктор Гоголь дрыхнет.