- Ого находочка...
- Смотри-ка, а этот камешек прямо как руна в нашей игре... Вон, погляди.
- Да... очень похож...
В голову Кира, взглянувшего в овальный полупрозрачный камешек с размытой сине-голубой сердцевиной, ударили воспоминания. Неприятное чувство бессилия и беспомощности резким, разящим уколом поразило его сознание. Он пошатнулся и сделал шаг вперёд.
До глубокой ямы депрессии оставалось буквально ничего - один шаг и он упадёт. Кир уже видел чернеющий зев скалистой пропасти обрыва, уже ощущал её отвратительный, беспорядочный смрад, с каждым вдохом которого становилось всё омерзительнее.
Словно получивший сильный удар под дых, он присел на лежень старого чердака и с усилием отвёл, весящий будто пудовую гирю, взгляд. Ему не хотелось видеть эту находку. Он не мог снова посмотреть на этот абстрактный узор, который обязательно повторит свой неожиданный коварный удар, в этот раз уже наверняка отправив Кира вниз, в зыбкие холодные объятья депрессии.
Тяжесть раздумий прервал озадаченный голос Алекса:
- Слушай, а что нам с этим делать?
- Брать естественно... Эти штучки явно тут не просто так лежали. Знал бы дед, что тут такое хранится, сначала бы убрал свой тайник в другое место, а потом уже нас пускал наверх.
- Да это-то само собой... Я про другое.
Кир вопросительно посмотрел на Алекса, который уже сложил все предметы обратно в мешочек.
- Мы ведь не можем это вечно прятать. Да и утаивать от Мэй нашу находку...
- Думаешь, рассказать ли ей?
- Да. Вдруг она решит, что, мол: "Дом деда, значит и хабар тоже его!"
- Да чёрт его знает... Я думаю, что сказать стоит. Как-то это не правильно будет - не говорить.
Алекс согласно угукнул, после чего, как по команде, на лестнице показалась Мэй.
- Ребята, вы наверняка есть хотите? Да точно хотите, столько бродить...
Парни переглянулись и согласно кивнули.
- Я тут у местных жителей купила молока, хлеба и ягод. Пойдёмте вниз, там уже всё на столе!
В животе проявился, всё это время дремавший зверёк и начал неприятно посасывать живот. Есть действительно хотелось.
Отойдя со своего рабочего места, парни медленно зашагали вниз.
Алекс колебался, остановить ли Мэй сейчас и рассказать о его с Киром находке или ещё повременить. Собравшись с мыслями и увидев неподалёку от выхода с лестницы хозяина этого дома, он решил подождать.
Завернув налево, они оказались в небольшой, но довольно просторной комнате, в дальнем углу которой была длинноватая ветхая кровать, а посредине стоял массивный, грубый стол, от одного взгляда на который складывалось ощущения, что его выстрогали, пользуясь одним лишь топором. На этом же столе стояла и еда, о которой говорила Мэй: кувшин с молоком, грубая ткань, с лежавшими на ней ломтями свежего хлеба и небольшая глиняная миска, доверху наполненная разноцветными шариками ягод.
Кир и Алекс сели за стол, но прикасаться к еде не стали. Они сидели и смотрели, то на выставленную пищу, то на Мэй, которая, в свою очередь, уже попробовала свежее молоко, налив его себе в керамическую кружку.
Обратив своё внимание на не притронувшихся к еде парней, Мэй озадаченно спросила:
- Что-то не так? Есть не хочется?
- Нет... просто... как бы это сказать... - начал ломаться Алекс, после чего ему решил помочь Кир.
- Как-то это не удобно... Мы и так тебе обязаны, а ты ещё и кормишь нас.
Мэй смотрела непонимающим взглядом. Для неё подобное отношение к своим друзьям считалось абсолютной нормой, да и в обществе, в котором она прожила более двух десятков лет, это не было чем-то необычным.
Сообразив наконец, что они имеют в виду, девушка ответила:
-Да ладно вам, это мелочи! Мы ведь теперь в одной лодке, так что всё хорошо.
- Просто... спасибо тебе, Мэй.
Она улыбнулась и махнула Алексу рукой, мол: "да брось, пустяки!"
Еда шла тяжело, мелено. Порой приходилось с силой её проглатывать, будто нутро само противилось пище, что пытается в него проникнуть. В остальном всё неплохо, особенно вкусными были ягоды. Такой сладости и полноты вкуса они давно не ощущали, если ощущали вообще. Молоко ненавязчиво отдавало свойственным ему запахом коровы, а хлеб был плотным и кисловатым из-за примеси ржи.
Под конец трапезы в комнату вошёл её хозяин. Дед нёс в руке что-то из своих кузнечных заготовок, неразборчиво бормоча себе под нос.