Первым позывом было встретиться с ней. Любовь отчаянно желал обвинить Смерть в том, что она сотворила с дирижаблем. Но его тирада ничего не изменит. Он заставил себя успокоиться, глядя на то, как огонь проедает себе дорогу через жалкую кучку щепок. Затем Любовь устремился сердцем к Итану, призывая его к себе.
Удивительно, но ему понравился юноша. К тому же Любовь понимал, что Итан преграждает дорогу игрокам. Дело было не только в невысказанном влечении Итана к Генри, но и его растущая заинтересованность в браке Генри и Хелен. Любовь не станет нарушать правила, напрямую влияя на чувства игроков. Но влюбить в себя близкого им человека? Особенно такого очаровательного? С огромным удовольствием.
Итан постучал в дверь лачуги Джеймса на закате, все еще пользуясь предлогом сбора информации для газетной статьи.
— Ты ничего не записываешь, — заметил Любовь спустя два часа, которые они провели, обсуждая философию и политику.
— У меня хорошая память.
— Как раз то, что нужно забытым людям в Гувервилле. Твоя память.
Даже в слабом свете, льющемся с улицы, Любовь разглядел, что Итан не понял, что именно собеседник имел в виду. Он коснулся руки юноши, заверяя его, что фраза не была издевкой. Он вправду не имел в виду ничего обидного: эти люди, как и все другие, заслуживали того, чтобы их видели, помнили, придавали им значение.
Этот жест привел Итана в смятение. Любовь не хотел причинить ему вреда, но так привык к облику Джеймса Бута, что забыл о силе своего прикосновения, особенно к такому разгоряченному юноше, как Итан. Любовь снял небольшой фонарь с крюка на стене. Чиркнул зажигалкой, зажег огонь. Запахло горящим маслом и дымом. Итан затаил дыхание.
— Вот, — тихо и ласково сказал Любовь, — немного света.
Итан выдохнул. Его руки дрожали. Любовь посмотрел на него проницательным взглядом, давая понять, что видит его насквозь. Итан опустил глаза, затем снова их поднял. Их сердца забились в унисон. Генри оценил бы этот ритм, эту связь. Любовь так точно ее оценил. Она оказалась крепче, чем он ожидал, а значит, в Итане еще много непознанного.
— Мне пора, — начал Итан. — Я…
— Ты мог бы остаться, — предложил Любовь.
Итан не возразил, когда Любовь провел костяшками пальцев по его щеке, покрытой едва пробивающейся щетиной. Воздух между ними натянулся, словно веревка. Напряжение было невыносимым; Любовь словно наяву слышал, как лопаются ворсинки.
Он закрыл самодельную фанерную дверь, чтобы до Итана не доносилось ни звука из внешнего мира: ни мужских голосов, ни лязга поездов, прибывающих на вокзал. Единственными звуками будут дыхание, шорох одежды, трение кожи о кожу.
Лачуга была маленькой и убогой, но также уютной и уединенной, и освещенной светом, льющимся не только из фонаря.
В конце Итан плакал, а Любовь шептал ему убаюкивающие слова. Будь это возможным, он обменял бы свое бессмертие на возможность остаться с этой прекрасной душой, направить всю свою любовь на этого человека, который так в ней нуждался.
Букет тюльпанов лежал рядом с Генри на пассажирском сидении, а сам Генри уже сомневался в своем решении. Что делать с цветами? Отдать вышибале и попросить передать Флоре? Да лучше их выбросить.
Влажность была высокой. Не за горами лето и длинные жаркие дни. Генри шмыгнул в переулок за клубом и нашел мусорный бак рядом с дверью, где впервые повстречал дядю Флоры. Когда он поднял крышку, из-за бака выскочила черная кошка и принялась тереться о его ноги. Сердце Генри едва не выпрыгнуло из груди; он не слишком жаловал кошек.
— Прости, — сказал он отчасти даже ласково. — Мне нечем тебя накормить.
Кошка жалобно мяукнула. Генри повернулся и выбросил цветы. Открылась дверь, и на крыльцо вышла Флора с блюдцем молока в руках. Она была в халате, но с прической и накрашенная.
Увидев Генри, она вздрогнула, и молоко пролилось на мостовую. Несколько секунд они с Генри смотрели друг на друга, а потом Флора заговорила:
— Я принесла тебе блюдце молока. — С серьезным лицом она протянула ему свою ношу.
— А я тебе — эту крышку. — Генри вытянул руки с крышкой от мусорного бака. — Очень редкая вещь. Подобную недавно продали на аукционе за несколько миллионов.
Флора рассмеялась, а кошка вновь мяукнула. Флора поставила блюдце.
— Иногда она приходит сюда вслед за мной.