Она притворилась, что рассматривает свои ногти, смущенная тем, что зубы начали стучать, и встала.
— Ты замерзла. — Генри тоже поднялся на ноги.
Она кивнула. Ее трясло, но больше от желания прижаться к нему и сопротивления этому желанию. Генри накинул ей на плечи свой пиджак.
— Спасибо. — Каким-то чудом голос не сорвался, особенно когда Генри стеснительно улыбнулся и поправил выбившуюся прядь волос. Какой пронзительный жест. Генри просто хотел, чтобы все было в порядке. Флора хотела того же. Она сосредоточилась на теплом пиджаке, пахнущем Генри, пока не перестала дрожать.
— Наверное, нам пора домой, назад к обычной жизни и все такое. Веришь-нет, а у меня завтра контрольная, а после нее бейсбольный матч.
Флора кивнула, удивляясь, что впервые в жизни не она отступила первой.
— Разве что… — продолжил он.
Она недоуменно подняла на него глаза.
Он начал насвистывать первые такты «Голубого Дуная».
— Вальс? Ты ведь это не всерьез?
— Я серьезен, как цинга для пиратов, — улыбнулся Генри. — Знаю, нам пора идти, но хочу побыть здесь еще пару минут, и я тоже замерз. Одна минута и немного тепла — это все, о чем я прошу. — Он посерьезнел. — Пожалуйста.
Флора рассмеялась:
— Ты прямо герой трагедии. — Но она по-прежнему колебалась. Какими были бы ее дни, продолжай она до сих пор ходить в школу, готовиться к контрольным, ходить на танцы и все такое? Хватало бы ей обычной жизни? Или она все равно следовала бы за другими, более грандиозными мечтами?
Она взяла протянутую руку Генри и посмотрела ему в глаза, цвет которых напоминал ей линию слияния неба и земли на горизонте, куда она всегда направляла свой самолет. Но в его глазах она видела не только цвет, но и сердечную доброту, настолько всеобъемлющую, что Флора даже забывала о своем вечном одиночестве.
Генри переплел пальцы левой руки с ее пальцами, а правую положил ей на талию, и у Флоры перехватило дыхание от этого соприкосновения с ним в двух местах. Генри сделал первый шаг, Флора двинулась за ним, и вот они уже танцевали на крыше, связанные невидимой нитью, которую Флоре нужно разорвать, пока эта связь ее не убила.
— Только одна просьба, Генри.
— Что угодно. — Он посмотрел ей в глаза, и на секунду Флора потеряла дар речи.
— Больше не свисти.
— Но нам ведь нужна музыка.
— Давай я возьму это на себя? В конце концов, я ведь певица. — Если получится обрести голос, удастся и сохранить самообладание.
Генри улыбнулся и как будто приготовился что-то сказать, но промолчал. Флора подхватила мотивчик вальса, и Генри принялся ее кружить. В ее исполнении Штраус больше напоминал свинг, и Генри понял намек, отпустив Флору и тут же снова притянув к себе ближе, чем прежде. Позади Флоры мяукнула черная кошка, невесть как забравшаяся на крышу.
И этот звук привел Флору в чувство. Что она тут делает? Это ошибка по многим причинам, и не последняя из них — Грэди. А еще разница в их с Генри происхождении и ошибочное восприятие белого парня как чего-то иного, нежели опасности. Но Генри не просто парень, и даже не просто белый парень. Было в нем что-то, что нужно знать. Это ясно как божий день.
Кошка зашипела и спрыгнула с крыши, и на Флору вновь нахлынуло чувство, которое охватило ее во время концерта. Она отстранилась.
— Что я сделал? — удивился Генри.
— Ничего. Нам нельзя. Прости. Не знаю, о чем я только думала.
— Может быть, — прошептал он, — есть такие вещи, о которых думать не нужно.
— Все равно, нам нельзя танцевать вместе. Просто нельзя. По многим причинам.
— Может, однажды…
Флора невольно отшатнулась, словно само слово причинило ей боль. Генри не ответил, но то, что Флора прочитала в его глазах, ее надломило.
***
Когда они спускались по лестнице, Генри смотрел прямо перед собой, радуясь, что его пиджак все еще на Флоре. Будь он в пиджаке, взмок бы от пота. Боязнь высоты его смущала. Он давно задавался вопросом, почему то, что существовало только в его голове, так влияло на тело. Но опять же, страх — не единственное такое чувство. Любовь невозможно увидеть или потрогать. Она живет исключительно в сердце, невидимая для глаз. Но она способна изменить все.
«Ступенька, еще одна, еще одна…» И вот он на земле и идет следом за Флорой, вдыхая запах ее волос, впервые за долгое время чувствуя себя счастливым. Флора взялась за дверную ручку, подергала ее и обернулась.
— Дверь была заперта, когда ты выходил? — спросила она.
— Честно говоря, без понятия. Я думал только о том, чтобы тебя догнать.
— Я проверяла, чтобы замок не защелкнулся. А теперь дверь заперта. Мы не попадем внутрь.
— Это проблема?
— Там моя сумочка, в ней деньги и ключи. Я не попаду домой и не смогу заплатить таксисту.
Он взял ее за руку.
— Давай подойдем к главному входу и громко постучим. Может быть, кто-нибудь да услышит. И я всегда могу тебя подвезти.
Флора высвободила пальцы, не обратив внимания на его предложение.
— Все уже ушли. Все ушли, и нам до рассвета некуда деваться. А тут еще и это. — Она вытянула руку. — Дождь.
Генри запрокинул голову, и теплая капля плюхнулась ему на нос.
— Может, ливня не будет, так, поморосит.
Пока он говорил, дверь распахнулась, и в темном проеме возник силуэт контрабасиста.
— Грэди! — воскликнула Флора. — Я думала, ты домой ушел.
— И ушел бы, — процедил тот, обиженно и сердито глядя на Генри. — Но ты оставила свои вещи, и я волновался. Кто это, Флора?
— Это? Это Генри. Он помогал писать статью про «Стэггервинг»…
— Я тебя везде искал, — перебил ее Грэди. — Что происходит?
— Ничего, — ответила Флора. Генри отвел взгляд. — Мы просто разговаривали.
— Ты знаешь, который час? Я тебя заждался.
— Грэди, — начала Флора, — мне очень жаль. Не знаю, что на меня нашло. Вышла подышать и в переулке встретила Генри. — Она сняла пиджак и вернула его хозяину. Генри едва сносил тяжелый взгляд Грэди.
— Идем, — позвал Флору тот. — Я отвезу тебя домой, где тебе самое место. Бабушка, наверное, испереживалась не хуже моего.
Грэди втащил Флору в «Домино». Генри поднял пиджак над головой, поскольку с неба полило как из ведра. Он стоял под дождем, пока не промок до нитки, но совершенно не грустил. Ласковые струи дождя дарили ощущение волшебства. Генри не был уверен, в каком направлении двигаться дальше. И задавался вопросом, насколько серьезна была Флора, когда сказала, что между ними не может быть ничего, даже когда-нибудь в будущем.
Генри вернулся в особняк Торнов, дрожа от переполнявших его чувств. Руки помнили тело Флоры, пиджак пропах ее духами. Он полагал, что все уже спят, когда проскользнул в парадную дверь, радуясь, что ее петли всегда отлично смазаны. Снял ботинки и тихо пошел к лестнице.
И тут его окликнула Хелен.
Ее голос донесся из кухни. Она сидела за стойкой, уставленной таким количеством еды, что хватило бы накормить голодную семью. Мясное ассорти, мягкие булочки, нарезанные яблоки, сыр, кусок четырехслойного шоколадного торта, а прямо перед Хелен — банка клубничного варенья с торчащей из нее ложкой.
— Допоздна загулялся. — Голос звучал грубее, чем раньше. Она положила в рот полную ложку варенья. — Мог бы и меня пригласить, Генри.
Ему это и в голову не приходило. Но он был рад, что не позвал ее с собой, пусть и жалел, что ранил ее чувства.
— Думал, ты сильно устала. Прости.
— О Генри. — Хелен вытерла рот рукой, отодвинула банку и оглядела стол в поисках следующей жертвы. — С тобой я готова ходить куда и когда угодно.