— Ага, вроде прекрасного «Черномазого пустомели».
— Да ладно? — Генри отказался взять пиджак. — Туда никто не ходит. Там… — Он оборвал фразу на полуслове. Туда ходили белые бедняки. Семья Итана считала себя выше того, чтобы тереться локтями с подобным отребьем. Он вспомнил вывеску закусочной: мультяшный персонаж с черной кожей, пухлыми алыми губами и подмигивающим глазом. Она была карикатурной, и Генри никогда не думал над ее смыслом. Ему не приходилось. Он настолько привык ходить, куда пожелает, и так отвык думать о Флоре иначе, чем о любимой девушке, что даже и не думал, что их могут не пустить в ресторан.
— Если туда никто не ходит, — заметила Флора, — то почему на каждом третьем автомобиле в городе их наклейка?
У Генри не было ответа. Он стоял, держа пиджак для нее, не зная, что делать дальше.
— Флора, мне ужасно жаль. Прошу, надень пиджак. Твое платье промокнет, ты простудишься и умрешь. Я пойду с тобой куда угодно.
— Вот именно. — Она приняла пиджак. — Это часть проблемы. Ты можешь пойти куда угодно. Мир принадлежит тебе.
— Я не в этом смысле, а к тому, что пойду, куда ты захочешь.
Шумел дождь, время от времени гудели клаксоны и хлопали двери, но за исключением этого было тихо.
— Есть одно место, — подумав, сказала Флора. — Называется «Желтый дом». На улице Еслер. Работает круглосуточно, но там делают весьма отвратительный омлет.
Генри улыбнулся.
— Не думаю, что мы сможем туда попасть не промокнув.
— Зря ты отдал мне пиджак, дурачок. — Флора подняла пиджак над головой, чтобы уберечься от дождя.
— Что я могу сказать, — пожал он плечами. — Меня исключили из школы и все такое.
— На счет три, — предложила Флора. — Добежим.
— Я вовсе не тороплюсь. Давай промокнем.
— Ты точно дурачок. Ну ладно, давай промокнем до нитки.
Окна ресторана ярко светились впереди, освещая им путь. Когда Генри открыл дверь, звякнул колокольчик. Разговоры утихли, едва посетители заметили Генри. Одной рукой он откинул волосы со лба, другой обнимая Флору. Оба вымокли до нитки.
— Все хорошо, милая? — спросила официантка у Флоры, которая пыталась высвободиться из объятий Генри. Мужчина за столиком дернулся, словно собираясь встать. У Генри бешено забилось сердце. Ему не хотелось неприятностей, он думал только о еде и крыше, способной уберечь их с Флорой от дождя. И о месте, где можно провести время с любимой.
— Все нормально, мисс Хэтти, — ответила Флора. — Просто промокли.
Мужчина сел, но не продолжил есть. Генри отвел взгляд.
Хэтти оглядела их обоих.
— Хм. — Она пожала плечами, расправила белый фартук и отвела их к столику у туалета. Положила на стол два меню. — Кофе или сок?
— Кофе, пожалуйста, — заказала Флора. — Со сливками и сахаром.
— Я тоже буду кофе, если можно, — сказал Генри.
— И насколько черный вы предпочитаете? — поинтересовалась официантка. Мужчины за соседним столиком хохотнули.
Генри посмотрел на мисс Хэтти, которая напомнила ему давно умершую бабушку. Та всегда ворчала, но постоянно подкармливала внука мятными карамельками. В его сердце сохранилось достаточно места для брюзгливых старушек.
— Такой же, как и ей.
у, будьте готовы заказать.
Генри глянул на Флору, изучавшую меню.
— Что здесь вкусно? Помимо отвратительного омлета и паршивого кофе?
Флора усмехнулась.
— Да все вроде ничего, кроме овсянки. — Она положила меню. — Я один раз взяла и будто бисера нажевалась.
Генри сложил из салфетки кораблик и «поплыл» к Флоре, пытаясь вернуть то ощущение, что связывало их во время концерта.
— Что ты делаешь? — поинтересовалась Флора.
Он положил салфетку.
— Не знаю. Строю ковчег?
Мисс Хэтти принесла кофе.
— Что будете заказывать?
— Глазунью из двух яиц, — сказала Флора. — И два кусочка поджаренного хлеба.
Генри просмотрел меню в поиске чего-нибудь, подходящего к шутке о ковчеге, но ничего не нашел.
— А мне болтунью с колбасой и галету.
— Хорошо. Еще кофе?
— Нет, спасибо, мэм, — отказалась Флора.
Мисс Хэтти вздохнула и пошла на кухню.
— Я думал, ты назовешь ее Ноем, — пошутил Генри.
Флора закатила глаза и отпила кофе.
— Вот видишь, мы нашли место, — продолжил он.
— Один из нас, возможно. Но меня в твоем мире никогда не примут.
— Флора. — У Генри перехватило дыхание. — Ты и есть мой мир. — Он взял чашку в ладони, отчаянно желая согреться.
Мисс Хэтти принесла еду.
Уплетая яичницу, Флора с сожалением посмотрела на Генри.
— Ты мне нравишься. Пусть это неправильно, но это так. Ты талантливый музыкант и порядочный человек. Мне по душе даже твои дурацкие шутки. Но я хочу кое-чего другого. Если я сделаю то же, что Амелия Эрхарт, но быстрее…
— Я понял, — перебил Генри. Яичница на вкус была как цемент. Он оттолкнул тарелку. Если Флоре он не нужен, то что он может сделать?
Флора понизила голос.
— Может быть, пока сосредоточимся на музыке? А все остальное пусть подождет.
Они сидели молча, пока все посетители закусочной не разошлись. Усталая Хэтти прислонилась к стене и закрыла глаза. Наконец в запотевшие окна стали пробиваться первые лучики утреннего солнца. Одежда Генри высохла, и он чувствовал себя измочаленной развалиной.
— Не понимаю, — начал Генри, осторожно подбирая слова — он знал, что в таком состоянии может сказать что-то не то. — Не понимаю, как мы дошли до такого после всего хорошего, что между нами было.
— Так безопаснее, — сказала Флора. — Уж поверь.
Генри потянулся к ней, но Флора не взяла его за руку.
— О чем ты мечтаешь? — спросил он. — Какова твоя мечта, если не эта? Ты, я и музыка. Мы могли бы построить на этом жизнь, я знаю.
— Посмотри на свои пальцы. Они все в чернилах.
— Пожалуйста, не меняй тему. Впрочем, тут не только чернила. — Он повернул левую руку ладонью вверх и показал ей стертые до крови подушечки пальцев. — Видишь кровь?
— Чернила днем, кровь по ночам. Чернильные дни, кровавые ночи. Звучит как название песни.
— Так напиши ее, — предложил он.
— Не глупи.
— Сейчас не я валяю дурака.
— Генри.
— Посмотри, как далеко мы зашли. Я не хочу сдаваться. Не сейчас. Потому что однажды…
Флора зевнула и потерла виски, словно у нее болела голова.
— Можем подумать об этом в другой раз. Но не сейчас.
Мисс Хэтти проковыляла к их столику.
— Еще кофе?
Генри глянул на свою пустую чашку.
— Нет, спасибо.
— Тогда, наверное, вы хотите рассчитаться, — предположила официантка.
Генри понял намек и вытащил из кармана одну из купюр, которыми чуть раньше с ним расплатился Док.
— Сдачи не надо. — Чаевые в два раза превосходили сумму счета. Но ему требовался союзник. — Флора? — Он протянул ей руку.
Она заколебалась.
— Мы должны покончить с этим сейчас, пока не стало еще хуже. Капитан Жирар всегда говорит про полеты, что только дурак летит в грозу.
— Дождь уже прекратился.
— Ты знаешь, о чем я. Это плохо кончится.
— А кто говорит, что оно вообще должно кончиться? — удивился Генри.
Флора наконец взяла его за руку, и они вместе вышли в занимающееся утро.
Суббота, 26 июня 1937 года
Смерть жалела, что не нуждается во сне. Как же повезло людям – проводить треть жизни в бессознательном состоянии. Ей ни на секунду не удавалось забыть, кто она такая. Ни на секунду не удавалось притвориться, что она нечто иное, чем карающий меч. Когда она собирала души, ей становилось легче, но потом приходили боль и неутолимый голод.
Смерть запахнула шелковый халат и надела тапочки. Итан наверняка спит. А она точно сможет сделать все тихо…
Она моргнула и материализовалась в его комнате, не желая рисковать и идти по коридору – а вдруг еще кто-то из обитателей дома бодрствует? Итан мерно дышал во сне. Сквозь щель в занавесках в комнату просачивался свет почти полной луны. Смерть подкралась к кровати. Итан лежал на спине, подложив одну руку под голову, а другой стискивая одеяло. В лунном свете кожа казалась синеватой. Смерть точно знала, какой будет на вкус его жизнь. Она наклонилась и вдохнула запах Итана. Тепло его тела согрело ее губы. Она внушила ему не двигаться, а потом нашептала на ухо слова, которые позже обратятся в сон.