В пятницу меня вызвали к «самому».
— Ну как дела, Сопрыкин? — спросил он, когда я по всей форме доложил о своем прибытии.
— Нормально, товарищ подполковник.
— С жильем устроился?
— Квартиру снял, — ответил я.
— Небось в центре и с видом на море? — поинтересовался Симаков, подняв на меня свои выпуклые небесно-голубые глаза, и я в очередной раз подивился, как он умудряется сохранить девственно-белый цвет лица при здешнем климате.
— Не то чтобы в центре, — признался я, — но в принципе нормально, товарищ подполковник.
— Не квартиру ты снял, а койку. И дерут, наверно, семь шкур. — Он улыбнулся, но улыбка получилась какая-то вымученная. — Кто сейчас квартиру сдаст — самый сезон, бархатный. Койка нашлась, и то, считай, повезло.
Он вытащил из кармана своей белой отутюженной рубашки блокнот и вырвал из него лист.
— Короче, Сопрыкин, такие дела: комнату мы тебе выделили. В доме гостиничного типа. Вроде как молодому специалисту. Через неделю она освобождается — и можешь вселяться.
Он поднялся с кресла, обошел вокруг стола и протянул мне листок:
— Держи — твой новый домашний адрес. Матери напиши, чтоб не волновалась: комната приличная. Не сомневайся, сам смотрел. Газ на две конфорки, и душ индивидуальный имеется. Ну а недельку придется потерпеть.
— Спасибо, — промямлил я и впервые со дня приезда вдруг по-настоящему осознал, что нахожусь тут не временно, не случайно, что здесь, в этом городе, предстоит жить и работать, и не месяц, не год, а возможно, всю жизнь. Черт знает почему, при мысли об этом у меня защемило сердце.
— Спасибо, — еще раз пробормотал я, пожимая протянутую руку.
— Не стоит. Женишься — квартиру дадим, — пообещал Симаков.
По его тону можно было догадаться, что с решением жилищной проблемы наш разговор не исчерпан.
Опустившись в кресло, он спросил, глядя на меня голубыми немигающими глазами:
— Ну как тебе город? Освоился?
— Не совсем, — признался я.
— Что так?
Я перевел дух.
— Раньше бывать не приходилось, товарищ подполковник, а сейчас времени не хватает, в чужих делах роюсь, ориентировки читаю…
В последние слова я вложил намек на свое затянувшееся безделье, но Симаков сделал вид, что не понял.
— Ориентировки — вещь полезная, — обронил он, как видно, думая о чем-то своем. — Ты когда приехал?
— В прошлую пятницу, неделю назад.
— Да-да, помню… — Он откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки и снова остановил на мне внимательный оценивающий взгляд. — Значит, в чужих делах роешься? Что ж, может, это и к лучшему… — Продолжая вслух какую-то свою мысль, заметил: — Только вот прическа у тебя не того, длинноватая. Не модно это сейчас… — Помолчав, добавил: — Значит, надоело, говоришь, по коридорам слоняться?
— Так точно, — по-военному четко доложил я.
— Надоело… — Видимо, он подвел черту под своими неясными для меня размышлениями. — Так вот, Сопрыкин. Считай, закончился твой карантин. Работа для тебя имеется… Ты раньше времени не улыбайся. Дело серьезное. Про Кузнецова слыхал?
— Слышал.
— То-то. Человек пропал. Это тебе, брат, не кража с пляжа.
Ребята рассказывали, что много лет назад Симаков начал свою службу в милиции с задержания пляжного вора, накрыл его в раздевалке вместе с поличным, и теперь, будучи уже подполковником и начальником отдела, часто приводил «кражу с пляжа» как пример самого быстрого и оперативного раскрытия преступления. Разумеется, делал он это с известной долей юмора.
— …Пропал человек, — повторил Симаков. Он вытащил из пачки папиросу, постучал мундштуком по столу и, потарахтев спичками, закурил. — Сначала из гостиницы испарился, потом, того лучше, камнем на дно. Улыбаться тут нечему, плакать впору… Валюты одной на семь тысяч и наших столько же. Соображаешь?
Он сделал паузу, чтобы я оценил всю значительность суммы. При этом на его скулах шевельнулись желваки, отчего лицо стало жестче и даже как будто потемнело.
— Ладно, не буду тебе раньше времени голову забивать. Подробности в прокуратуре узнаешь, у следователя. Потом ко мне зайдешь, обмозгуем, с какого конца лучше взяться. А после… — Он опять смерил меня взглядом и, изменив тон, заключил: — А после придется тебе, парень, на время забыть дорогу сюда, в розыск. Самостоятельно будешь работать. На свой страх и риск. Понял?