Выбрать главу
* * *

Старик отпускал их. Он долго сидел у огня и, казалось, забыл о них, сидящих напротив. Чу даже показалось, что он сидя спит. Маленький Лучу заерзал на руках у Лу и хотел было заплакать. Лу дала ему грудь, и он успокоился. Старик медленно говорил о том, откуда они пришли и почему ушли из города. Он говорил о том, что их становится мало и что он думал оставить Чу и сына здесь, и что Лучу, когда вырастет, может стать Старым.

Они терпеливо слушали его и ждали решение старика. Вся деревня знала, что сегодня в день равного солнца старик решит, что делать с семьей Чу. Все лето деревня обсуждала планы. Отпустить Чу одного, пусть уходит. Он чужой и никак не хочет стать своим. Предлагали отпустить его с Лу, а Лучу оставить у себя — пусть вырастит умным и смелым здесь среди своих, и никто не предлагал отпустить их всех троих.

Старик открыл глаза и, глядя на языки пламени, мерцающие на его лице, уверенно и тихо сказал:

— Вы идти все с Лучу. Идти сейчас. Пусть Лучу расти там.

Старик поднял правую руку в знак окончательного решения.

Утром вся деревня собралась на берегу проводить их. На крепко связанный плот с бортами, выстеленный свежей хвоей, были уложены припасы на несколько недель. Река в это время года, как правило, успокаивалась, готовясь к морозам и ледоставу. Погода, еще не перешедшая к затяжным дождям, предвещала им более-менее спокойное плаванье вниз по течению. Днем солнце поднималось высоко и неплохо прогревало местность, можно было отдохнуть, несмотря на ночную промозглость и зябкость.

Молодежь оттолкнула плот от береговой отмели, и он, медленно покачиваясь на плавной волне, двинулся к середине реки. Они долго смотрели на удаляющуюся деревню и старика, стоящего выше всех на холме, и казалось, он видит весь их длинный и долгий путь. Лу с ребенком на руках смотрела назад, пока фигуры на берегу не стали еле различимы на фоне береговой линии. Она шептала какие-то слова. Он едва расслышал:

— Никогда не видеть… Никогда…

Он старался не беспокоить ее в эту грустную минуту. Плот неспешно двигался вперед и вперед в неведомые дали. Чу был взволнован, прошел год его жизни в деревне. Вихрь разных мыслей пронесся у него в голове. Он вспоминал и размышлял:

«Ботя, как он там пережил прошлую зиму? Вспоминает ли своего Лазера? Прошлая жизнь его, Аполлона Ивановича, так удалилась за это время, что многое вспоминается с трудом. Когда они с Лу встретят людей, кем он будет для них? Чу или Аполлоном Ивановичем? А Лу? Как она встретит новый для себя мир? Приживется ли?».

Осеннее солнце поднялось над поросшими лесом, невысокими холмами. Река с каждым новым поворотом становилась все шире и шире. Уже в некоторых местах дальний берег виднелся узкой темно-зеленой полоской, за которой пологие холмы уходили уступами к самому горизонту. Три одиноких человека казались так малы, как крошечные песчинки среди огромного пространства реки, неспешно несущей свои воды далеко на север. Несколько одиночных уток, пролетая к болотным озерам, со свистом пересекли их путь. В вышине навстречу проплывали косяки гусей — осень надвигалась с северо-востока. Он вспомнил Веню, как она первый раз поцеловала его, а потом они стали мужем и женой. Почему у них не было детей?

— Странно, — подумал он. Ему тогда казалось всё равно, есть ли у них дети или нет. А сейчас у него есть сын. Он вспомнил, как Лу накануне родов ушла в отдельный дом-шалаш, который ей соорудили женщины, и как под утро вернулась с сыном, мирно спящем в мягких шкурах. Он стал отцом. Он стал ответственным за свое будущее. Он вспомнил слова и музыку какой-то песни. Когда-то давно он слышал ее — молодой композитор за роялем напевал:

Счастье — что это такое? Ты и я, всего нас двое. Дети, внуки. Нас уж много. Это дальняя дорога На века, куда-то там, Где нет страха по ночам, Где улыбка без подвоха, Где тревожная эпоха Подзабылась насовсем. Где покой и радость всем…

Он уже минут десять мурлыкал эту мелодию, и глаза его стали влажными, то ли от яркого утреннего солнца, то ли от этой грустной мелодии со словами. Лу, притихшая, сидела на хвойной подстилке и укачивала сынишку. Она тоже что-то тихо напевала, и слова ее были совсем другие, непонятные ему. Он так за год, проведенный в деревне, и не приспособился к жизни этих людей. Старик отпустил их всех троих, наверное, потому что Лучу нужен отец. Отец — Аполлон Иванович — беглый перевоспитуемый. Ему там грозит «ЗП», а что будет с Лу и ребенком? Этот вопрос пока что оставался для него без ответа.