— Слава «ОПРАВУ», — и махнул правой рукой с открытой ладонью.
Орущие песню на несколько секунд прервали свое занятие и, гыкнув, ответили ему на приветствие:
— Служу «ОПРАВУ».
Дежурный спросил у дневального:
— А как у вас тут сегодня?
Дневальный поскрябал ладонью небритую щеку и, кашлянув, пробормотал:
— Сегодня, кажись, этих «чик-чик» буде много. Капрал убег оформлять. Эти гады «черняки» закидали ночью «крокодилов» тьму, вот и будет тыгда много.
За столом продолжили песню:
Часть поющих, подустав, опустили головы на стол — песня прервалась. Оставшиеся нечеткими взглядами осматривали его:
— А, на новенького, стажер, значит, располагайся салага, отдыхай покуда, — заплетающимися языками они прохрипели и снова продолжали пение:
Дневальный где-то из темного угла достал старый матрац и подушку, кинув их на койку, грустно произнес:
— Устали братки, вот и отдыхають, поють.
Бетонный бункер был мрачен, сырость и плесень облепили все его стены. В углах грудой валялось оружие разных типов. Пахло потом, чем-то кислым, туалетом, и к этому «букету» добавлялся плотный запах «нулевки». Координатор на последнем собеседовании подробно дал ему все необходимые инструкции и наставления. Его последние слова ему запомнились особенно: «Там будет не просто, очень не просто, и опасно. Попытайтесь вжиться в новые условия. Но без этого, без того, что наши старики называли "понюхать пороху", дальнейшего продвижения у вас не будет».
Координатор довольно долго теоретизировал о свободе, но это он не очень запомнил — эйфория перемен его отвлекала.
И вот он здесь: «Надо быть внимательным, осторожным, все замечать, ничему не удивляться и главное приспосабливаться. Тем более, что торчать ему здесь придется не так долго, всего три месяца.
Глава четвертая. Лето
Душная и влажная атмосфера бункера, однотонный шум вентилятора усилил его сонливость и усталость с дороги. Долгий перелет сначала самолетом, потом «вертушкой» утомил его, да и горная дорога на вездеходе по тридцати с лишним градусной жаре не прибавила бодрости и сил. А в бункере было хотя бы не так жарко. Он лег, не раздеваясь, на койку и стал вспоминать и размышлять над словами координатора:
— «Вы будете воевать на стороне "белых". Белые — это наши. Белый — это цвет правды и справедливости. Объединенное правительство делает там все для наших ребят. Но "ЗБД" не санаторий. Наши враги очень сильны, мы их называем "черными", применяют весьма опасные и коварные боевые средства и вооружения. Правительство, кстати, военные патриотически приветствуют друг друга словами: "Слава ОПРАВУ", то есть Объединенному правительству, поддерживает боевой дух всеми возможными средствами».
Он задремал, и сквозь сон слова координатора лились монотонно не прерываясь:
— «Вы хотите быть свободным. Да… да — именно свободным, так сказать, физически. Но эта свобода не истинная свобода. Истинная, настоящая свобода должна быть в мыслях, в вашей голове. Человек по-настоящему свободен только тогда, когда он свободен в своих мыслях».
Орущие песню потихоньку затихли и разошлись по своим койкам. Дневальный с кем-то тихо переругивался по поводу матраса:
— На хрена тебе другой, шо энтот хужее. Бери шо дають. Смотри, братаны ужо дрыхнуть. Завтрева опять пойдешь в окопы, лучше спи, браток.
Координатор продолжил:
— «Вы, наверное, знаете из истории о камерах одиночках. Так вот, там бывали случаи, когда заключенный чувствовал себя свободным, хотя физической свободы у него не было. Мы для вас выбрали другой путь к свободе — путь, который надо пройти, будучи в системе; по всем ступенькам этой системы. Чтобы быть истинно свободным, надо изучить, прожить, если можно так сказать, внутри системы какой бы она ни была. Встать над ней и только, и только тогда истина свободы станет понятна. А вы хотели быть свободным вне системы, так не бывает…»
Он тревожно задремал под шум вентилятора, храп, стоны и кряхтение уснувших братков и проснулся оттого, что кто-то активно тряс его за плечо.