После этих слов голова исчезла, и он остался опять один. Он быстро встал, оделся и в нерешительности остановился перед дверью: что ему делать? Тихо выйти из дома и бежать отсюда без оглядки. Поздороваться, объяснить причину необходимости его внезапного ухода и быстро без завтрака уйти. Сесть за стол, позавтракать, но без чая, и потом тихо и незаметно уйти.
Все эти варианты казались ему какими-то невежливыми, неблагодарными за предоставленный ему кров и отдых. А включить его способности, что-либо им внушить или стать невидимыми ему не хотелось, тем более, что старушки оказались совсем не простые и похоже, сами умеют владеть волей чужих людей. И он решил действовать по обстановке.
Старушки суетились вокруг круглого стола, расставляя посуду с разной едой. Блаженка стоял у печи и что-то длинной кочергой разгребал в топке.
Он сразу заметил на середине стола большую округлую емкость, из-под крышки которой клубился пар.
Мелькнула мысль:
— Неужели все будут пить этот чай, а может быть, ему нальют чего-нибудь другого?
— Доброе утро, — сказал он как можно более дружелюбно и непринужденно.
— Доброе утро, — старушки наперебой ответили ему. — Хорошо ли спалось, наш милый гость?
— Да, великолепно. Спасибо вам за прекрасный отдых, — скромно улыбаясь ответил он.
Блаженка оставил кочергу в покое и обернулся к нему:
Блаженка, поймав его взгляд, кивком головы и глазами, стараясь, чтобы старушки не заметили это, позвал его за собой.
— Я могу вам помочь? — сказал он, обратившись к Блаженке.
Блаженка, сильно прихрамывая, двинулся в сторону выхода. Они вышли во двор, обогнули дом, и Блаженка приоткрыл низкую дверь, приглашая его в подвал. На ощупь они друг за другом спустились по лестнице вниз. Блаженка чиркнул спичкой и зажег свечу. Мерцающий огонь осветил небольшой погреб, сплошь заставленный банками и коробками на стеллажах вдоль стен. У дальней стены стояло несколько закрытых крышками бочек. Блаженка, усевшись на одной из них, спросил:
— Почему вы бежите от войны? — Он чуть задумался и исправил свой вопрос: — Точнее, не от войны. Вопрос в другом — почему вы стали дезертиром? Это весьма опасно. Я вижу, у вас нет браслета. А там, куда вы, видимо, стремитесь, вас очень быстро вычислят и сдадут в органы. Там на севере все друг на друга доносят и очень быстро это делают при помощи кнопок на браслетах.
Блаженка затих и внимательно смотрел на него, ожидая ответа.
— Я не могу терпеть насилия, а война это насилие, — ответил он коротко, четко разделяя слова.
— Насилие, — задумчиво повторил Блаженка. — Но люди воюют все время, и есть и были такие обстоятельства, когда это не насилие, а защита от врага коварного. Защита от насильника.
— Эта война бессмысленная, и попал я туда в результате насилия, — ответил он.
Блаженка осмотрел полки погреба и заметил:
— Все имеет свой смысл, даже бессмыслица. А вам есть куда идти и у вас есть дом?
— Там, куда мне надо вернуться, и есть мой дом. Я только не уверен, мой ли это дом, — сказал он. — Да и что такое дом? Это где ты жил или собираешься жить?
— Если у вас нет такой уверенности в своем доме, там, далеко на севере, то может быть останетесь у нас, среди милых бабушек. Здесь у нас тихо, вдали от этой суеты. И браслетов у нас нет. И насилия почти тоже.
— Насилие и у вас есть, — заметил он. — Ваши старушки, похоже, манипулируют сознанием. Разве вы не знаете об этом?
— Знаю, и даже больше чем мне надо знать, — грустно ответил Блаженка. — Но вы-то читаете мысли, могли бы понять бабушек. Они это делают любя, по-доброму.
— Да, я мельком уже заметил, что ваша судьба здесь сложилась, я бы сказал, трагично, не по-доброму. Ваши любимые старушки вас покалечили в детстве, чтобы оставить у себя, — и это у вас называется добротой? — он даже несколько грубо произнес эту фразу.
— Да, да… Вы правы, конечно правы, — спокойно отреагировал Блаженка. — Но как знать, что тогда считалось добром и злом, когда бинтовали мне ногу. Может быть, в перспективе это и было добро. Тогда была такая суматоха, драка между всеми и против всех. Кем бы я был и где бы, не оставшись у бабушек в виде больного. Кто это может сказать?