— А где же хозяйка? — спросил он мальчишку.
Не высовываясь дальше из проема двери, голова четко ответила:
— Ее подвергли.
— А там жил еще и дядя? — спросил он снова.
— И дядю подвергли. Бабушка сказала, что они вредители, вот их и подвергли, — ответила голова.
— И давно их подвергли? — спросил он машинально.
— Уже только лето началось, их и подвергли. Я не боялся. Это бабушка ругает вредителей. А я смелый. Я не боюсь.
— Спасибо тебе, — он спустился вниз и вышел на воздух.
— Что значит — подвергли? — подумал он. — А то и значит — ее либо ликвидировали, либо поступили так же, как с ним. В любом случае Фари ему не найти. Против всей системы у него оружия нет.
Прошло уже полдня, как он находился в городе, а задача — где ему пристроиться на ночь — еще не была решена. Покрутившись по центру, он сменил одежду, утеплившись по погоде, перекусил у пункта раздачи и к вечеру оказался рядом с домом Сандры, точнее рядом с большой стройкой на месте, где он когда-то скрывался на чердаке.
Стройка гудела и издавала металлические звуки — двигались краны, машины с материалами въезжали на стройплощадку, закрытую высоким забором. Судя по надписи на щите — строился, возводился офис крупного банка. У водителя остановившейся машины он спросил:
— А раньше здесь был старинный дом, куда все делось?
— Жильцов расселили, кого куда, а дом снесли, — ответил водитель, осматривая колеса.
— А была же памятная доска музыканта, он жил здесь? — как бы размышляя, спросил он снова.
— Да, чего-то такое было. В начале стройки даже демонстрация была из жителей, но потом вроде разобрались. Не жил тут никто известный, да и жильцы подписали какую-то бумагу, — ответил водитель. — Да вы и сами знаете — большие деньги и привилегии делают чудеса. Советую на кладбище побывать — там в нынешнее время старушки все расскажут.
Водитель привычно постучал ботинком по задним скатам и исчез в кабине самосвала. Вечерело, идти на кладбище было поздно, и ночевать где-то надо. Эту ночь он скоротал на лестнице одного из жилых домов. Приспосабливаться в гостинице в первую ночь после возвращения он не захотел.
— Коллега, а зачем же вы Фари-то подвергли? — укоризненно спросил Ветеран. — Девушка-то, вроде хорошая и работала у вас в органах.
— Да, подвергли, — утвердительно ответил Предводитель. — Чистка рядов, батенька, полезная вещь. Авторитетно могу вам заявить — связи у нее были не качественные: этот сожитель ее — феномен, да и южное ее родство вызывали подозрения.
— Какие-то вы нечеловечные, — проворчал Ветеран. — Можно было бы и мягче поступить.
— Мягче, батенька, никак нельзя. Время сейчас не «слабины», а «усиления». Да вы не жалейте всех, на всех жалости не хватит. Жалейте только себя, тогда жизнь для вас будет счастливая.
— Себя мне уже поздно жалеть. Вы, коллега, опять забыли, что меня уже нет. А кто мертвых жалеет? — с грустью произнес Ветеран.
— Вот и опять вы, батенька, не правы. У нас мертвых-то и принято жалеть больше, чем живых, да и то если, конечно, на то есть соответствующее указание, — возразил Предводитель. — Да и хватит нам с вами спорить. В споре мы истину с вами не родим. Только запутаемся.
Они оба замолчали и долго сидели на каменной лестнице, прислушиваясь к его тревожному дыханию. — Ему завтра на кладбище идти, надо выспаться, а спать здесь на бетонной площадке так не удобно, — заметил Ветеран.
— Ничего, батенька, я в молодости черти как и где спал, на голой земле приходилось. Лихая, можно сказать молодость была в органах, — мечтательно произнес Предводитель.
Проснулся он рано. Утро выдалось зябкое и мокрое и началось красным рассветом. Такие осенние дни бывали редки, когда уже не горячее солнце ярко освещало мокрый от ночного дождя город. Кладбище находилось в пригороде, кладбищенская контора располагалась в его старой части. Снаружи, на деревянных лавочках сидели и беседовали три ладненькие старушки:
— Много народу сегодня хоронят, — услышал он голос одной из них.
— Много-то, ой много, и вчерась, да уж поди всю осень, кажинный день. Один за одним, — продолжила другая.
— Куда смотрит наше правительство? — проворчала третья.
— А при чем здесь правительство? Покойники у него не спрашивают — когда умирать? — продолжила первая.
— А кто ж тогда виноват? — спросила вторая.
— Природа такая. Раз родился, так и должен и помереть, — ответила третья.
— Да, когда старый-то, это — понятно, а вот когда молодых хоронят это — не хорошо, — заметила первая.