Наутро, тихо встав, чтобы не разбудить остальных — Тома в спальне уже не было, — я поднялся на башню и обнаружил его там в компании слизеринцев-второкурсников Теда Нотта и Эдриена Дэйвиса, улыбчивого и дружелюбного студента с Рэйвенкло Даррена Малсибера и еще пары мальчишек с того же факультета, которых я не знал. Как свел с ними дружбу Том, для меня осталось непонятным, — видимо, через Долохова или Руквуда.
Том запер за мной дверь на площадку, выглянул зачем-то через парапет вниз и спросил:
— Ну, кто начнет?
— Давай я.
Даррен снял перчатки, поправил мантию и стал карабкаться на парапет. Остальные отошли подальше.
Опираясь рукой о стену, Малсибер выпрямился во весь рост на крайнем зубце, потом раскинул руки в стороны, как канатоходец, и шагнул на следующий камень.
Пока он обходил парапет, я, кажется, забыл даже дышать и опомнился, только когда Малсибер, добравшись до противоположной стены, легко спрыгнул вниз. Тут-то я так хватанул ртом холодный воздух, что закашлялся. Нотт, смеясь, обернулся ко мне, а Том вдруг спросил без улыбки:
— Ну что? Хочешь попробовать?
Мысль отказаться мелькнула и тут же пропала — признаться в том, что боишься, при таком количестве свидетелей было совершенно невозможно. В носу защипало, но я только решительно кивнул и полез на парапет.
То, что с площадки казалось сравнительно простым делом, здесь, наверху, выглядело совершенно иначе. Когда, держась за стену, я смог выпрямиться во весь рост, то понял, что дальше не смогу сделать и шага. Плоские каменные зубцы оказались вовсе не такими широкими, как мне думалось; кроме того, они были в каких-то выбоинах и трещинах. От недавнего дождя и заморозков они покрылись скользкой неприятной коркой, а боковые порывы ветра трепали полы мантии и грозили сбросить с башни.
— Вниз не смотри! — крикнул кто-то, кажется, Малсибер. Лучше бы он этого не говорил, потому что я, естественно, тут же бросил взгляд на землю и ужаснулся тому, как она далеко. Если отсюда свалиться, никакая стихийная магия не поможет...
Меня затошнило, голова закружилась, и я с минуту стоял, цепляясь за стену, пока не понял, что если сейчас, вот сию секунду не сделаю шага вперед, то потом уже никогда не смогу. Мне придется с позором слезать обратно, моя репутация окончательно рухнет, и никто никогда не возьмет меня ни на одно серьезное дело. В конце концов, если бы эти камни просто лежали на земле, я бы без труда...
Не успев до конца додумать эту мысль, я сделал первый шаг.
Оказалось, что идти по парапету проще, если смотреть не под ноги, а чуть перед собой. Поэтому я так и шел, обшаривая глазами путь впереди. На повороте из-за порыва ветра на долю секунды потерял равновесие — сердце ухнуло куда-то вниз и оборвалось, — но тут же выровнялся, дошел-таки до противоположной стены и там почти что мешком свалился на площадку.
Сердцебиение вернулось гулкими ударами в ушах. Оказалось, что мне так жарко, будто меня сунули в камин, а во рту пересохло; я стянул мантию и перчатки, а кто-то хлопал меня по спине и говорил:
— Ну, с почином, молодец!
Дальше была, кажется, очередь Нотта, потом еще кого-то — я не мог на них смотреть, потому что до меня вдруг дошло, в какую опасную игру мы играем. Понял, как я взмок, только когда мокрая рубашка сначала вздулась пузырем от ветра, а потом коснулась тела, и надел мантию. Только сейчас я заметил, какое на самом деле небо — далекое, холодное, серо-стальное, с неподвижными желтыми прожилками облаков на востоке.
Нотт шепотом объяснял мне правила. Перед игрой на башню заранее отправляли разведчика, который должен был убедиться, что ни там, ни внизу у главного входа никого нет. На случай, если кто-то из игроков все же не удержится на стене и упадет вниз, остальным полагалось немедленно уходить, разойтись по факультетам и делать вид, что они ничего не знают и просто выходили, скажем, в туалет.
Потом я как-то тупо и отстраненно увидел, что Том — он был последним — вытаскивает из кармана мантии плотную черную ленту и протягивает ее Малсиберу, потом поворачивается к нему спиной, а Малсибер надевает повязку Тому на глаза и крепко завязывает на затылке.
Он что, ненормальный?!
Остальные смотрели молча, Тома никто не пытался остановить, и это меня немного успокоило — наверное, он знает, что делает. А Том тем временем, вытянув вперед руки, как слепой, нащупал край парапета, взобрался на него и сел на зубец, подтянув колени к подбородку. Посидел так немного, потом наклонился чуть вперед, поудобнее поставил ступни и медленно, плавно встал во весь рост.
Ветер хлестнул его в спину, Том пошатнулся, но выровнялся, качнув расставленными руками. Мне стало так страшно, что хоть кричи. Сейчас ведь разобьется! Но он уже шел, осторожно шагая с зубца на зубец — медленно, каждый раз подолгу застывая на месте. Дойдя до поворота, аккуратно повернулся влево — должно быть, он считал зубцы, чтобы знать, где находится, — добрался до стены, нащупал ее вытянутой рукой, еще постоял и спрыгнул на площадку.