На каменном возвышении раскинулась такая красотка, что у меня враз пересохло в горле, и я едва не выронил саблю вниз, на каменные плиты.
Мне кажется, я о такой всегда мечтал. Не помню, как и когда это было, но там, внизу, лежит воплощение моих желаний, не больше и не меньше. Атласная кожа светится в полутьме, шикарные локоны растрепались, округлые бёдра едва прикрыты полоской ткани, талия такая тонкая, что можно обхватить двумя ладонями. Ножки стройные, а грудь такая, что я только взглянул и издал придушенный стон почище, чем мародёр Арнольд.
Что Серена! Никакого сравнения. Простецкая булочка против шоколадного торта с изюмом.
Меж тем на возвышение взобрался ещё один тип в балахоне. Поднял руки, повернулся кругом. Широкие рукава свесились вниз, и стали видны металлические наручи на запястьях.
--Братья! - низкий голос раскатился по залу. Красивый такой, бархатистый голос. - Сегодня свершится то, чего мы ждали так долго. Вы знаете, каких жертв нам это стоило. Вы знаете, что будет, когда мы сделаем то, что должны. Мы готовы пойти на это. Больше ждать нельзя. Наконец тайный враг открыл нам своё лицо. Наконец мы можем увидеть то, что было скрыто во тьме. Уничтожим воплощение зла! Развеем по ветру немыслимую тяжесть, что сковывала нас, освободимся от оков! Станем свободными!
Оратор опускает руки, поворачивается к красотке на столе. Вытягивает из широкого рукава тугой свиток, разворачивает его. На полотне пергамента крупными буквами написано несколько строк. В свете жаровен заглавные буквы отливают густым багрянцем.
Двое в балахонах обнажают мечи. Один встаёт слева, другой справа от девицы. Тот, что слева, заносит меч над головой, другой направляет остриё прямо в сердце. Вижу, как подрагивает клинок в его руке, кончик лезвия почти впивается в нежную кожу.
Оратор поднимает свиток повыше, произносит первое слово. Голос его громом раскатывается под сводами зала. Девица вскрикивает, густые локоны её окутываются сизой дымкой, словно под ней зажгли невидимый костёр.
В голове у меня будто взрывается дымовая шашка. Не думая, перемахиваю через перила и прыгаю с балкона.
Без колебания сигаю с высоты почти двух этажей. Врезаюсь в спины синих балахонов. Жилистые тела слегка смягчают падение. Перекатываюсь по каменным плитам. От удара об пол мутится в глазах, перехватывает дыхание. Однако, крепкие у меня косточки! Накачанные мышцы ноют, в глазах плывёт, но вроде ничего не сломано.
Почти на ощупь нахожу лестницу к постаменту. Зажимаю ушибленный бок ладонью, хромая, бегу вверх по ступеням. Балахоны кричат, мечутся по залу, но никто не спешит вслед за мной. Взбираюсь на площадку. Двое палачей как стояли, так и стоят, поблескивают в руках занесённые над жертвой клинки.
Оратор поворачивается ко мне. Трещит пламя жаровен, сияют кристаллы. На их фоне одеяние его кажется почти чёрным.
--Остановись, несчастный! - какой у него всё-таки бархатный голос. Самое то стишки вслух читать. Перед дамами. - Не мешай вершиться правосудию!
Не отвечаю. Как говорит Батя: "Не разговаривай с противником. Сделай дело, потом болтай!" Делаю выпад, промахиваюсь. Оратор отшатывается, лезвие моей сабли звенит о камень постамента. Балахоны внизу кричат, над головой с шипением проносится огненный шар. Двое палачей над жертвой сжимают рукояти мечей, краем глаза вижу, как дрожат их руки.
--Последний раз говорю тебе - стой! - гремит оратор.
Ещё один огненный шар взрывается прямо на площадке. Волна раскалённого воздуха толкает меня в грудь, обжигает лицо. Один из палачей вскрикивает, роняет меч. Их главарь поднимает свиток, разворачивает на всю длину. Тонкий пергамент озаряется огнём, я вижу его насквозь.
Неровные строчки внезапно вспыхивают алым пламенем. Пальцы, держащие свиток, начинают светиться изнутри. Одновременно шипит и тает в бездымном зелёном пламени металл цепей. Толстые звенья истаивают в воздухе, не успев упасть. Оратор кричит, взмахивает руками, с пальцев его стекает красный огонь.
Страшный, низкий гул вдруг заполняет огромный зал. Кристаллы по краям площадки невыносимо ярко вспыхивают и разом взрываются. Вспышка холодного белого пламени бьёт в лицо, волной прокатывается по залу.
Почти ослепнув, вижу, как разлетается на куски постамент. Плавно, словно в замедленной съёмке, взлетают в воздух обломки камня. Обнажённое тело девушки подлетает вверх, зависает над полом. Свиток в руках оратора вспыхивает и сгорает в яростной вспышке, показав на мгновение буквы, написанные огнём. Сворачиваются и чёрными хлопьями опадают на пол остатки пергамента.
Оратор разевает рот в беззвучном крике, бросается к жертве, обхватывает её руками. Девушка выгибает спину, её тонкие пальцы впиваются в палача, лицо запрокидывается, и я вижу её лицо. На мгновение её взгляд останавливается на мне. Сердце моё пропускает удар.
Вздрагивает земля, каменные плиты возвышения трещат и крошатся. С жутким хрустом распахивается посередине площадки круглый каменный рот. Остатки постамента проваливаются в него, рушатся внутрь, в бездонную черноту. Каменные губы спазматически двигаются, с хрустом заглатывают камни. Шуршат, ссыпаясь вниз, обломки гранёных столбиков. Сияющие кристаллы, что были на них, испарились без следа.
Площадка шевелится, как живая, тела двоих палачей с мечами безжизненно подпрыгивают на крошащихся камнях. Один из них скатывается к центу, его рука свешивается в дыру. Каменные губы жадно хватают добычу. Оцепенев, смотрю, как тело в синем балахоне соскальзывает вниз и проваливается в темноту. Напоследок мелькают ноги в сандалиях, и тело исчезает. Чудовищный рот с хрустом смыкается, как будто его и не было. Только звездчатая трещина на полу, да брызги крови наискосок на покосившейся, потерявшей очертания каменной тумбе.
--
Глава 11
Трещина в камне напоминает смеющийся рот. Изогнутые в улыбке губы, ироничный скол сбоку. И кровавые брызги наискосок, как будто каменные зубы раскусили перезрелый помидор. Чувствую, как по телу бегут мурашки. Звон в ушах усиливается.
--Эрнест!
Поднимаю голову, шарю взглядом вокруг. На балконе, с которого я так резво сиганул, машет руками Арнольд.
--Эрнест, не сходи вниз! - голос у него срывается, парень надсадно сипит: - Не сходи с места, стой, где стоишь!
Оборачиваюсь кругом. То ли у меня мутится в глазах, то ли в зале стало темнее. Жаровни чадят, огонь в них почти погас. Густой дым вяло переваливается с краёв металлических чаш и тугими клубками сползает на пол.
Странно, раньше в полу не было тех квадратных решёток. Или я их не заметил? По периметру постамента открылись решётчатые отверстия, по три с каждой стороны. Сквозь мелкие ячейки со свистом и шипением струится сизый пар. Он поднимается вверх, повисает над полом и расползается в воздухе.
Щербатые каменные плиты затянуло туманной дымкой. Смутно чернеют скорчившиеся на полу в причудливых позах люди в балахонах. Они неподвижны. Лестницы вокруг постамента уже наполовину скрылись в сизом тумане. Вот ещё одна ступенька потемнела, её край оплыл, над ним заклубились усики ядовитого дыма.
Один из палачей, избежавший падения в каменную пасть, должно быть, не удержался на ногах и скатился вниз. Вот он, лежит плашмя на лестнице, голова его окутана туманом, тело сотрясает судорожный кашель. Вижу, как дёргаются его ноги, колотят пятками по ступенькам.
А ведь это ловушка. Я тут один, как перст. Куда делись оратор со свитком и красивая девица? Только что они были здесь, подброшенные в воздух взрывом, среди обломков разлетевшегося на куски алтаря. И вот их нет, словно не было никогда. Даже следа не осталось.
--Эрнест! Повернись и посмотри направо! - кричит Арнольд.
Машинально поворачиваюсь и смотрю.
--Там, в углу, видишь? Смотри внимательно!
И правда, в дальнем углу зала, скудно освещённом одинокой догорающей жаровней, смутно темнеет арка. В узком проёме угадываются ступени ведущей наверх лесенки.