Как бы мы не пытались уничтожить узор, ничего не получалось. Исцелить себя я не смогла, невзирая на то, с какими ранами животных могла легко управиться. Бабушка мысленно проникала в мои клетки, но после нескольких попыток галоклина отказалась мучить и меня, и себя. Рисунок будто въелся в кожу.
Флика взяла с меня слово, что я никому не покажу инсигнию и буду продолжать попытки избавиться от неё. С тех пор я прячу позорный символ за густыми прядями. Во время каждой молитвы стараюсь стереть его с кожи, однако всё бесполезно.
Вдруг становится обидно, что у меня есть этот злополучный узор. Не желая больше думать о нём, я поворачиваюсь так, чтобы в отражении была видна только левая сторона лица.
Моего… Или не совсем.
Лицо принадлежит мне, но в то же время оно… чужое.
Сероватое, словно я прячусь в густой тени, подсвеченное оранжевыми всполохами, будто сижу у костра. Глаза дико горят, и в них отражается бушующее пламя. А волосы… мои волосы — насыщенного чёрного цвета — блестят, как каменный уголь…
Я изумлённо моргаю, в глазах мутнеет, но лишь на миг, и вот замечаю, что радужка глаз стала вновь зелёной, но слишком светлой, выцветшей, как деревья в лесу, как тот рисунок на коре... Я вижу чёрные, густые ресницы, каких у меня никогда не было, идеально прямые волосы, тяжёлым каскадом спускающиеся на плечи, совершенно белые, без каких-либо оттенков. Лицо почти лишено красок – только губы тёмного бардового цвета.
Удивлённо поворачиваю лицо, пытаясь проверить, повторит ли за мной отражение. В горле застревает крик, когда моему взгляду открывается правая сторона лица.
Шрам, такой, словно кожа то ли сгорела, то ли потрескалась, идёт от брови поверх века и до середины щеки. Глаз не просто светло-зелёный, как левый: он совершенно белый, словно его застилает пелена… будто у человека погибла часть души, и это отразилось в его глазах…
Не у какого-то человека. У меня.
Мои руки оказываются рядом с лицом, я пытаюсь спрятаться сама от себя, но в отражении вижу, как ладони покрываются темнотой: мрак ползёт по коже, поднимаясь выше к локтям, а затем к груди и плечам, шее, подбородку, лицу... Я утопаю во тьме. Рот широко открывается, как будто кричу, но на самом деле не издаю и звука.
Края отражения размываются, вода идёт кругами, будто кто-то бросил в неё камень, а затем оно замирает. Из толщи на меня смотрит бледное лицо, окаймлённое спутанными чёрными волосами, но оно точно принадлежит не мне.
Тёмное, в серых пятнах, лицо частично покрыто чешуёй, а жёлтые глаза, полные красных отблесков, хищно прищурены. Чудовище скалится. Из толщи воды оно приближается к поверхности, будто это вовсе не отражение, а живое существо. Ещё мгновение — оно поднимется над водной гладью и схватит меня своими жуткими лапами.
В ужасе отползаю, закрывая ладонями рот, и крик так и не вырывается из горла. Моя рука соскальзывает с мокрого ствола. Я почти падаю в озеро, но в последнюю секунду хватаюсь за крепкий сук, вскакиваю и бегу прочь, спотыкаясь и рискуя оказаться под водой.
Когда я наконец ступаю на твёрдую землю, то с замиранием сердца оборачиваюсь: чудища нет, однако по воде расходятся круги…
Я едва дышу. Чувствую, как моё сердце громко и трусливо бьётся в груди. Крик, застрявший в горле, не найдя выхода, теперь превращается в удушающий ком.
Высохшая листва и переспевшие ягоды! Какая туча понесла меня в Дикие земли?!
Ругательства звучат в голове слишком громко. Я гоню их прочь и бегу наугад, пытаясь спрятаться от собственного страха. Тело плохо слушается. Я постоянно спотыкаюсь, хватаясь за ветви деревьев. На мгновение руку обдаёт холодом, и я поспешно её отдергиваю: деревья словно полумёртвые. Это не пустышки, ведь я ощущаю сознание исполинов, но оно другое — совсем не приветливое, не похожее на сознание деревьев в наших лесах.
— Габи?
Я резко останавливаюсь, едва не падая, и не сдерживаю крика:
— Ты напугала меня!
Упираюсь руками в колени. Сердце до сих пор гулко стучит от ужаса, но я рада, что Нона рядом. Мы долго молчим, вглядываясь в пустоту и прислушиваясь к неестественной тишине Диких земель. По спине бежит холодок, как в самом начале, но дыхание выравнивается.
— Я не хотела, чтобы так произошло, — первой признаётся подруга.
— Тогда тебе стоило прислушиваться ко мне, — упрекаю, даже не пытаясь говорить мягче.
— Возможно, — соглашается она.
Хочу спросить, о каком обмане Нона твердила авгурам, чем так расстроила Флику, но слова подруги вызывают во мне волну негодования.