— Нет, нет, нет, пожалуйста, нет...
Однако пространство вновь исчезает во мраке: его лишь немного освещают мои инсигнии, которые теперь горят ярче, чем прежде. Гул отступает.
Не успеваю задаться новыми вопросами, как раздаётся лязг. В глаза бьёт свет, но не такой, как солнечный, — этот холодный и неестественный. Я складываю ладони козырьком, и лишь спустя несколько секунд глаза с большим трудом привыкают к новому свету.
Я смотрю на разверзшуюся стену. Тело бьёт крупная дрожь, вызванная поднимающейся во мне паникой, когда я вижу, как из открывшегося пространства появляются незнакомцы, их тела отражают свет.
Существа так похожи на людей. Но головы крупнее, более круглые и блестят голубым цветом — такого оттенка бывает вода у берега в ясный день. Глаз нет, или я их не вижу. Чувствую, что у нас есть нечто общее, но вместе с тем ощущаю леденящий душу ужас: они не такие, как я…
У троих из шести чужаков в руках странные цилиндры красного цвета, а седьмой кажется опаснее других: он высокий и крепкий, под белой кожей (или это всё-таки одежда?) просматриваются мышцы, его шаги тяжёлые, а голова повернута прямо ко мне — глаз так и не нахожу, но чувствую на себе колючий взгляд.
Незнакомцы неумолимо приближаются. Я поджимаю под себя ноги, отползаю, наталкиваюсь спиной на обжигающую холодом металлическую преграду, но бежать некуда. Чужаки останавливаются на небольшом расстоянии. Самый опасный и ещё один, не такой крупный, но пугающий не меньше, оказываются дальше других. Трое поднимают руки. Стойка незнакомцев выглядит угрожающей, и я вжимаюсь в стену до боли в пояснице и плечах. Ещё двое продолжают приближаться. Грудь сжимает так, что трудно дышать. Сердце бьётся, как пойманная птичка. Я начинаю извиваться, надеясь раствориться в металле, исчезнуть, как фантом. В сознании звучат молитвы Иоланто, но я отвлекаюсь от них, когда слышу женский голос:
— Мы должны осмотреть раны.
Проходит несколько секунд прежде, чем я понимаю, что это человеческая речь.
«Что бы ни говорили тальпы, как бы не притворялись, что хотят тебе добра, не верь. Каждое их слово — ложь, необходимая только для того, чтобы застать врасплох».
Как и в прошлый раз, в лесу перед лицом пламени, в моё сознание приходят слова, но я не помню, кто и когда говорил их.
«А это — тальпы?..»
Я успеваю задаться только этим вопросом, как внезапно для самой себя скалюсь и рычу, безропотно подчиняясь чьей-то воле, что в тысячи раз сильнее моей собственной. От неожиданности двое отступают, но спустя пару секунд вновь делают несколько шагов вперёд. Один из них протягивает ладонь, пытаясь прикоснуться к цветам на моей коже. Я поднимаю руки, надеясь как-то защититься, но понимаю, что совершенно беспомощна…
«Против воды и тьмы нет другого оружия».
Эта фраза вновь появляется в моём сознании, как и тогда — в лесу, и я вновь лишь на мгновение задумываюсь, что такое «оружие».
В воздухе возникают искры и запрыгивают на чужаков, но, как и в прошлый раз, я не понимаю, откуда они взялись. Белая кожа тех незнакомцев, что стоят рядом со мной, загорается. Мои ноздри и горло раздражает возникший плотный чёрный дымок, и я громко кашляю, а потом и сама шиплю от боли: кожа жжётся, некоторые бутоны объяты огнём, они чернеют и рассыпаются в прах.
Один из тех троих, что остались в стороне, наклоняет красный цилиндр, и из трубки вырывается белая струя. Она сбивает пламя, что уже перекинулось на двух незнакомцев, и искры, прыгнувшие на пол, тоже гаснут. Глаза слезятся, приходится тереть их, пока я кашляю и отплёвываюсь.
— Отставить! — рявкает самый крепкий из чужаков. — Я предупреждал: объект не задевать!
Голос приближается, слышны тяжёлые шаги, и когда я открываю глаза, из дыма прямо передо мной, словно из ниоткуда, возникает незнакомец, чей колючий взгляд я с самого начала чувствовала ощутимее других.
— Пламя здесь бесполезно, — раздаётся гудящий голос. — И ты ранишь себя. Прекрати! — рычит чужак. — Как ты вызываешь его?! — требует он ответа.
В горле ком, и даже если бы я хотела, то не сумела бы ответить.
Мы зло буравим друг друга взглядом.
— Генерал Бронсон, она наверняка не понимает нашего языка, — вмешивается незнакомка, а потом и сама она появляется из дыма.
— Всё она понимает, да? — парирует главный, продолжая смотреть только на меня. — Прекрати это делать.
Я снова скалюсь и рычу.
— Дикарка, — произносит гудящий голос ехидно.
Как я ни вглядываюсь в блестящую голову холодного голубого оттенка, глаз чужака не нахожу. Вижу только себя, как в отражении: моё лицо искажено хищной гримасой, словно у химеры, когда в разгар игры она собирается нападать. Я выгляжу, как зверь.