— Фортунат сказал, что собирается пойти к бабушке Габриэллы!
Слова Шейлы ударяют по заволоченному разуму с силой штормовой волны, которая обрушивается на острые валуны и разбивается вдребезги. Только вот я не каменная, да и разгромить морские валы вряд ли смогу.
Одно долгое мгновение царит молчание, а потом девушки — все, кроме Ноны, — набрасываются на меня с вопросами:
— Что?!
— Габриэлла, это правда?!
— И что ты ему ответишь?!
— А когда будет Постижение души?
— Ты же пойдёшь к нему под защиту?
Юноши вновь поворачиваются в нашу сторону.
А мои щёки вновь горят.
Эдемки, ничего не замечая, неистовствуют дальше:
— Не нужен ей никто, кроме Фортуната! — восклицает Виола.
— Но ты же понимала, что между вами возможен союз? — спрашивает Адриана.
— Ты влюблена в него? — требует ответа Милена.
— Ты готова к семейной жизни? — выспрашивает Шейла.
В голове звучат слова Ноны, которые она не раз произносила в пылу гнева: «Есть что-то ненормальное в нашей чрезмерной открытости».
Сейчас я ловлю себя на мысли, что согласна с ней, как никогда.
Наши взгляды с Ноной пересекаются, и она требовательно заявляет эдемкам:
— Вы можете говорить тише или как?
Шейла уже открывает рот, что-то сказать, чем заставляет меня напрячься всем телом, но привычные к строгому тону моей подруги девушки не теряются:
— Тогда пускай Габриэлла нам ответит.
— Иоланта! — выдыхаю я и признаюсь: — Он хороший.
Все пятеро скептически приподнимают брови и смотрят на меня, как на законченную дуру.
— Хороший — и только?
Шейла складывает руки на груди, всем видом показывая своё разочарование. Кожа немного затемнена по лини роста ресниц, что делает её большие глаза ещё более выразительными. Она хмурит тонкие, светлые брови, и выражение её скуластого лица вместе со сдержанным пучком, в который собраны волосы песочного цвета, делают Шейлу строгим и беспощадным обличителем.
— Может, у тебя есть новые изображения на коже, и они могли бы дать ответы красноречивее, чем ты сама? — спрашивает Адриана шутливо, но в её голосе слышится и лёгкая обида, из-за чего вопрос больше напоминает упрёк.
Они не видели лишь одну мою инсигнию — за правым ухом, ту, что я уже год старательно прикрываю волосами, даже когда плету косу. Прячу ото всех. В том числе от Ноны, ведь догадываюсь, как её заинтересовал бы странное изображение на коже. Боюсь, любопытство породит вопросы, которые вынудят подругу отправиться на поиски ответов, а Ноне и так хватает проблем из-за пытливости её ума. И мне из-за неё тоже проблем хватает.
Вспоминая о позорной инсигнии лишь на мгновение, я краснею, как будто бабушка вновь увидела это чудовище на моей коже и повысила голос во второй раз в жизни, а затем сдавленно, но горько плакала, думая, что я этого не вижу.
— Покажи инсигнии. Мы поможем оценить цвета и понять, что означают узоры, — поддерживает Адриану Шейла.
— Я не очень лю… — начинаю мягко, но эдемки восклицают в один голос:
— Покажи инсигнии!
Наверное, я выгляжу затравленно, потому что на лице Ноны замечаю мрачное выражение, которое возникает всегда, стоит мне проявить, по её словам, малодушие и мягкосердечность.
Она тяжело вздыхает, будто уговаривая саму себя смириться с тем, что я уже не поступлю по её убеждению правильно.
Этот вздох Ноны служит единственным предупреждением.
— Не нужно! — прошу я, но поздно — подруга уже бросает Шейле в лицо:
— Ты ведь в курсе, что число и яркость инсигний не имеют значения?
Эдемка смотрит на Нону с откровенной неприязнью, и я не могу её винить: тон Ноны звучит не просто недовольно, но почти раздражённо.
— Конечно, имеют, — ощетинивается Шейла. — Инсигнии означают прошлое, настоящее, будущее и то, чему случиться не суждено.
Я поспешно касаюсь руки Ноны, привлекая её внимание. Она бросает на меня мимолётный взгляд, и по нему я понимаю, что взывать к рассудительности бесполезно.
— Но и растолковать их может или их создатель, или целитель, — парирует она Шейле.