«Это всё, что готов сказать», — если быть откровенным.
— Образы в моей голове предсказуемые, такие же, как у других? — уточняет Марвин с любопытством, но и небольшим волнением, а я вновь удивляюсь тому, как он строит фразы.
— Чаще всего у разных людей они бывают похожими, — объясняю я, наблюдая, как парень выдыхает, едва ли не облегчённо.
— Я не прошу диагнозов, — возвращается он к предыдущей теме. — Только отчёт о психологическом состоянии. По-моему, вы пишите такие.
— Верно, — соглашаюсь я: мы их действительно составляем.
А ещё должны оказывать психологическую помощь. Но почти никто этого не делает.
— Сегодня ты разговорчивее, — замечаю шутливо. — Это первое, что я указал бы в отчёте.
Он изображает недовольную гримасу, а я внутренне радуюсь, что хоть в этот раз ирония сработала и позволила сбить юношу с мысли.
— Редко так бывает, — признаётся Марвин. — Обычно я предпочитаю одиночество.
— Что ж, ладно, — решаю я, пока не начался настоящий сеанс терапии. Он хочет правду, он её получит. — Думаю, твои родители остались на Земле или погибли во время Реньювинга. Ты растёшь в приёмной семье, скорее всего, один из родителей — человек, а другой — артифик новейшего поколения, вероятно, мачеха. И тебе это не очень нравится.
Лицо парня становится совсем бледным, и вновь бросается в глаза болезненность, которую я заметил при первой встрече.
— Всё так, — наконец-то реагирует Марвин и, видимо, получив достаточную порцию верной информации о себе, он меняет тему: — Ты сказал, что есть образы, близкие сознанию многих людей. Но есть и другие?
Вопрос безопаснее предыдущих, поэтому я охотно на него отвечаю:
— Да, существуют видения, которые создаются сознанием конкретного человека.
— Ты мои ещё не видел. — Это не вопрос, поэтому я предпочитаю промолчать. — В более раннем возрасте мне диагностировали аутизм, — вдруг говорит Марвин. — Я смутно помню тот период, но уверен, что не ошибаюсь в диагнозе. Я всегда плохо переносил шум и большие скопления людей, любил уединение и одиночество. Сейчас мало, что поменялось в этом отношении. Но я начал разговаривать, а раньше с меня было не вытянуть лишнего слова.
В комнате становится душно. Я отодвигаюсь от виртуального кресла, словно так мне станет легче дышать, но Марвин продолжает:
— Не люблю яркий свет, резкие звуки, а также изобилие электроприборов, ведь рядом со мной гаджеты иногда выходят из строя.
Виртуальное кресло барахлило ещё в прошлый раз, и даже сейчас, после стольких команд, которые должны были устранить ошибки, всё ещё глючит время от времени. Я пытаюсь убедить себя, что это лишь ничего не значащее совпадение, пока Марвин продолжает:
— Мне удаётся успокаивать других. Я даже могу облегчать чью-то боль.
Чувствую, как начинают дрожать мои руки, и поспешно опускаю их, чтобы парень не увидел моего волнения. Он замечает, однако остаётся спокойным и продолжает:
— Я был и остаюсь подвержен большому количеству аллергий. Терпеть не могу продукты с высокой концентрацией сахара, кофеина и ненатуральных добавок. Я не знаю, но может быть, попробовать вегетарианство?
Помню я хорошо эти особенности…
Не сразу понимаю, что вопрос Марвина не риторический: юноша смотрит на меня широко распахнутыми глазами и ждёт ответа. Мне отчаянно хочется сказать что-нибудь колкое и ироничное, что сможет развеять установившееся напряжение, но язык прирос к нёбу и не слушается. А дышать становится всё труднее.
— Зачем ты говоришь мне всё это? — наконец с трудом произношу я.
— Хочу разобраться в себе. Ты сказал, что визуализаторы едва ли могут потеряться в дополненной реальности, — говорит он. — Но что если это не единственная моя особенность, что если я действительно кристальный ребёнок?
Эти слова ударяют меня как будто физически, и я невольно отшатываюсь, но Марвин, прекрасно заметив это, всё-таки продолжает:
— Что тогда со мной будет в реальности? Разве я не подвержен тому, чтобы потеряться в виртуальных вселенных?
Я не знаю, что сказать. Хватаю ртом воздух, делая вид, что просто пытаюсь что-то ответить, но никак не найду подходящих слов. Тоже плохо, но не хуже, чем признаться, что я в шоке и не могу с собой совладать.
— Если это правда, что будет, когда приёмные родители узнают, что я не только создатель виртуальных миров? — задаёт следующий вопрос Марвин, и в его глазах отражается настоящий страх.
Я хватаюсь за этот вопрос, как за спасательный круг:
— Твои приёмные родители были против, чтобы ты погружался в выдуманную реальность, но разрешили это делать, как только выяснилось, кто ты. Если ты действительно… — я не готов произнести эти слова, поэтому под проницательным взглядом парня заменяю их более безопасными, — особый ребёнок, они и это примут. Со временем. К счастью, люди умеют долго жить.