Я смотрю на Бронсона во все глаза и нахожусь в таком шоке, что не могу произнести ни слова. После долгой паузы, в течение которой мы просто продолжаем смотреть друг на друга, генерал задумчиво говорит:
— Цветы на коже — это защитный механизм. Мне нужен человек, который поможет разобраться с физиологией, тот, кто возьмёт образцы и разберётся, что это такое. И как можно быстрее. Думаю, у Натана Дэвиса есть всё необходимое.
Начальник Коди. Если обратятся к нему, то втянут и моего друга.
— Его техника и люди нам пригодятся, — подтверждает генерал мои мысли.
— Нет. Я сам, — вырывается у меня, и лицо Бронсона удивлённо вытягивается:
— Так ты поможешь?
Мой мозг работает очень и очень плохо.
— Пока это не станет опасным для меня или для неё... — произношу медленно и по глазам Бронсона вижу, что он понимает, о ком я.
— Это разумно, — охотно соглашается генерал, а потом говорит очень тихо и угрожающе: — Но, Дэннис Рилс, если предашь меня, ты знаешь, каковы последствия. Думаю, тебе не стоит напоминать, кто я…
— Я помню.
— Не заставляй меня сомневаться в тебе. А тем более, разочаровываться. Ты знаешь, что происходит с теми, кто меня расстраивает.
Он долго и пристально вглядывается в мои глаза, а потом вдруг улыбается — хитро и довольно, будто нашёл то, что искал.
— Надеюсь, осознание того, что на этом острове находится человек с Земли, не слишком тебя шокирует? — говорит он уже совсем другим тоном — почти весёлым.
Осознание, что в Бункере Бронсона находится девушка с Земли, а я обращался с ней, как с виртуальной наркоманкой — обращался с ней, как полный идиот, в один миг ломает и разрушает весь мой мир…
— Конечно, не шокирует, генерал, — отвечаю сухо, и Бронсон демонстрирует свою самую отвратительную улыбку.
— Вот и славно, что мы договорились.
ГЛАВА 17 (Габриэлла). МАЛЕНЬКОЕ СОЛНЦЕ
Дэннис Рилс.
В голове крутится это имя. Снова и снова.
Сжимаю в руках холодную цепочку и кулон, от которого исходит тепло.
«Кто ты такая?»
Почему он задал такой вопрос? Он не знает, кто я?
Чёрные волосы. Чёрные глаза. Что может быть хуже — по крайней мере, для эдема? Ведь такие бывают только у людей при смерти или уже… у покойников.
Его глаза вновь и вновь всплывают в памяти, и я снова чувствую на себе пронизывающий взгляд. Этот человек — тальп, такой же, как другие или какая-то особо опасная разновидность? Хотя, кажется, он сам меня опасался, на его лице отражалось замешательство, и он отшатнулся, как от огня.
Голос парня звучал будто мягче, когда он спросил, в порядке ли я. Или мне только хотелось услышать в голосе участие?.. Но я видела в чужих клетках доброту, смелость, а ещё… уверенный огонёк, который может означать только одно чувство…
Я наверняка ошиблась, если вообще не помутилась рассудком. Видимо, на меня слишком повлияло всё произошедшее. Очень может быть, что я просто схожу с ума и уже теряю связь с действительностью. Я чувствовала недуг, но тьма — это не болезнь, тем более, как она может существовать в душе, почти осязаемая, словно какая-то опухоль? А эти старые раны, источающие холод?..
Чья-то воля вынуждала меня обжечь незнакомца, как и других тальпов. Но в этот раз ничего не произошло. Интересно, почему...
Чувствую на себе пристальный, тяжёлый взгляд и поднимаю голову, в тот же миг забывая о рассуждениях. Наши с Мучителем взгляды сталкиваются лишь на доли секунды, но я тут же одёргиваю себя: если не совсем потеряла голову, то тальпы сквозь эту странную преграду видят плохо, по крайней мере, с моей стороны. Вот и мне стоит делать вид, что я их не замечаю. Так ведь?
А может, ошибаюсь, может, я просто глупая эдемка, которая оказалась среди врагов и вдруг возомнила, что знает, как себя защитить. В любом случае внутренний голос призывает притворяться, что я вижу лишь собственное отражение, и я делаю то, что он велит.
Собрав силу воли в кулак, поспешно надеваю кулон на шею, чувствуя приятное тепло, что растекается по груди. Стараюсь не смотреть на стену напротив, но продолжаю чувствовать взгляд Мучителя. Так долго, что мышцы сводит от напряжения, хотя я лежу на этом проклятом виртуальном кресле, что вынуждает чувствовать себя в ещё большей опасности, чем прежде.
Виртуальное кресло, энергосберегающие лампы, артифики и роботы… Раньше запретные слова я слышала лишь от Ноны и думала, что подруга сходит с ума, но, выходит, она знала, о чём говорила.
Нона…
При воспоминании о ней сердце болезненно сжимается от горечи и разочарования.
Возможно, мы больше никогда не увидимся. В памяти останется обвинение авгуров в обмане. Я догнала Нону, но так и не спросила, какого разоблачения она так отчаянно требовала. Последними словами, которые я слышала от неё, навсегда останется признание, что она раскопала могилу моих родителей.