Я и половины слов не понимаю, но всё равно звучит ужасно. Алан Джонс добавляет очень тихо и напряжённо:
— Мы просто переведём тебя в другое место. Примерно такое же. Так что лучше бы нам поладить.
Наверное, для тальпа это всё объясняет, но не для меня. «В другое место» слышится как «на тот свет», и я продолжаю упираться, однако это явно бессмысленно, потому что Алан, недовольно сжав губы, просто надавливает на мои плечи сильнее, вынуждая подчиниться, и толкает вперёд, заставляя двигаться.
Нас окружают люди в грязно-зелёной одежде. Мы проходим куда-то вперёд, покидая комнату, где я оставалась всё это время, а спустя пару минут появляется дверь, и мы оказываемся в узком коридоре, освещённом тошнотворным зеленоватым светом.
Браслеты жгут запястья. Меня продолжают куда-то толкать — теперь не только Алан — вперёд, но и будто с боков — другие мужчины, и я плетусь, ведомая грубой силой. Мы блуждаем по лабиринтам нездорового оттенка зелёного, наталкиваясь на новые двери, то и дело останавливаясь, и я понимаю, что меня начинает тошнить, а в глазах танцуют белые пятна. Становится всё труднее делать вдохи, и в какой-то момент я начинаю просто задыхаться.
Мужчины вокруг что-то обсуждают, задают друг другу вопросы, где-то впереди в узком коридоре звучит голос Мучителя. В ушах шумит, поэтому слова не сразу доходят до моего сознания, а потом они вдруг врываются без спроса, самым грубым образом, жёстко и торжественно:
— Вот увидите, эта девочка принесёт нам свободу. Мы изменим ход истории на этой проклятой Тальпе.
Белые пятна застилают всё вокруг, и я перестаю видеть даже неприятный зелёный оттенок. В голове пульсирует боль, и когда я невольно сжимаю веки, надеясь от неё избавиться, то уже знаю, что открыть их не получится. Я теряю сознание.
* * *
Я не знаю, сколько прошло времени.
Запястья больше не горят от холода металла, но появилась другая — новая боль. Я не испытывала её прежде, но с ней знакома — боль, когда телу не хватает энергии, чтобы залечить рану.
Открываю глаза и смотрю на свои ладони. На запястьях остались красные следы — на одной руке это похоже на мозоли, на другой скорее — на ожог. В некоторых местах кожа будто совсем стёрлась.
Я осматриваюсь: пространство такое же безжизненное, как и прежде, — белоснежные стены и пол. Передо мной — виртуальное кресло, а я лежу на чём-то, очень похожем на него. Напротив огромное зеркало на всю стену, а за преградой — Мучитель. Снова.
— Она тает на глазах.
Не успеваю рассмотреть, кто стоит рядом с ним: поспешно отвожу взгляд, пока не раскрыла себя, но голос, хоть и звучащий приглушённо, узнаю. Это дочь Мучителя.
— Сьерра, ты разберёшься, что ей нужно, — произносит он, и они долго молчат, а я смотрю в потолок, с сожалением осознавая, что тепло кулона больше не греет грудь, а в теле почти не остаётся энергии. — Её раны перестали исцеляться. Мы должны что-то предпринять до того, как Дэннис и другие разберутся, что делать… Им нужно время. Не смотри на меня так. Мы уже обсуждали…
— И обсудим вновь! — зло прерывает Сьерра. — Если потребуется. Потому что одного раза определённо недостаточно, чтобы ты…
— Дочь, будь осторожна, — предупреждает Мучитель так тихо, что я с трудом различаю слова. — Разговор окончен. Ты разберёшься, чем можно помочь уже сегодня.
— Это нечестно! — восклицает Сьерра, а потом говорит чуть тише: — Почему я? Я похожа на служанку для пришельцев?
«Пришельцев?» — эхом раздаётся в голове, но нет сил, чтобы обдумать вопрос.
— Есть другие кандидаты? — ехидно шепчет Мучитель, а потом добавляет спокойнее: — Я не вижу среди нас других женщин, которым мог бы довериться. Ты предлагаешь мне показать дикарке, как нужно мыться или приводить себя в порядок?
Они думают, что я не умею мыться?!..
— У тебя есть Ребекка Олфорд, — начинает девушка, но Мучитель её прерывает:
— Я сказал, что могу довериться только тебе. И уверен, что ты справишься. Разве я ошибаюсь?
Они молчат несколько минут, а я заставляю себя и дальше смотреть в потолок, и в какой-то момент начинает казаться, что он раскачивается, хотя я даже не шевелюсь.
— Я сделаю это, только потому что ты…
— Твой отец, — прерывает Мучитель вновь, сам заканчивая фразу. — Ты говоришь это так часто, что я уже привык, — в его голосе вдруг звучит участливость и даже мягкость, которую услышать от него, казалось бы, просто невозможно.
— Похоже, недостаточно часто, — грустно парирует Сьерра.