Так, в течении нескольких лет, и появилось на свет это плешивое гнездо, заполненное самым отборным мусором, которое работало для удовлетворения потребностей настоящего бездушного монстра, которого местные бандюки считали великим лидером и могучим предводителем, а невольники, наоборот, — презирали и до сумасшествия ненавидели.
***
Сегодня я сделала то, что не хотела делать… То, что, не позволяла мне совесть. Но почувствовав тупой, мучительно пожирающий голод, я готова была на все угодно! Даже собственную душу в пекло продать, забив на мораль, мечты, стремления.
Как бы отчаянно не тянулась к лучшему — жизнь все равно меня топтала, избивала, швыряла с обрыва, отправляя прямиком на острые скалы.
Поэтому, именно сегодняшним треклятым вечером я решилась на отчаянный шаг — продать себя...
За возможность просто жить.
За возможность просто дышать.
Даже несмотря на шокирующую атмосферу, в которой родилась и выросла — жить мне хотелось безумно.
У нас был телевизор, подаренный постоянным и весьма щедрым клиентом матери. Поэтому, просиживая сутками у экрана, я пыталась хоть немного учиться грамоте. Ведь в школу я не ходила. Не потому что мы не могли себе это позволить, а просто потому, что в трущобах не было высших учебных заведений. Зачем же рабам грамота? Чем тупее человек — тем лучше им управлять.
Там, по ту сторону монитора, я видела другую реальность. Идеальный, совершенный мир… В котором царил безупречный порядок, доброта и гармония. В котором люди не избивали друг друга за кусок сухаря, не брали женщин прямо на грязных тротуарах, не унижали за цвет глаз, кожи, или же врождённые дефекты внешности.
В грязных трущобах весь этот кошмар был привычным делом.
В грязных трущобах людей принимали за скот, за дешёвую рабочую силу.
Поэтому мне так отчаянно хотелось перешагнуть через запретные стены проклятого карцера, устремившись в лучшее будущее. В тот красочный мир, который я наблюдала с экрана старенького телевизора. В тот мир, в котором было так живописно и так прекрасно. В тот мир, который являлся для меня самой настоящей иллюзией, мечтой, или же... сладким сном.
***
Как я уже говорила, чтобы выжить, мне пришлось пожертвовать своей честью. Да… как бы унизительно это ни звучало, только что я продала свою девственность. За место на ювелирной фабрике.
Госпожа Джалил, начальница ювелирного цеха, оценив внешние данные «товара», с радостью приняла сделку, устроив меня «под своё крыло» в одном из престижнейших заводов трущоб. Условие: я отдаю свою невинность полностью в её распоряжение, а она — навечно закрепляет за мной место на фабрике.
Кто будет покупателем, пока неизвестно. Она дала мне время до того момента, пока не найдёт клиента, и ещё пятьдесят баксов аванса. Так что при виде такой баснословной купюры я готова была прямо сейчас хоть ей отдаться, хоть первому встречному, ибо мой бедный желудок уже до сквозных дыр себя же прогрыз.
Клиенты Госпожи являлись весьма солидными, обеспеченными мужчинами, а не каким-либо плешивым сбродом. Так что волноваться по поводу своей жизни не стоило.
Одна кошмарная ночь — и в моих руках престижная работа. А если соглашусь на дальнейшее сотрудничество — меня ожидает полнейшая безопасность, прочная крыша над головой, изысканное пропитание и море внимания.
То есть Джалил просто предложила мне стать одной из «элитных шлюх», обслуживающих клиентов, прибывающих из других стран, для заключения сделок с Дамиром о покупке украшений или эксклюзивной одежды для своих жён, или же для пополнения коллекции брендовых магазинов.
До такого уровня я бы опускаться не хотела. Ведь я всё ещё считала себя личностью, неумолимо жаждущей выкупить собственную свободу.
И да, рабства можно избежать. Нужно лишь заплатить каких-то там десять тысяч долларов в качестве пропуска за стены трущоб.
Каких-то там…
Ага!
Проще повеситься, чем стать свободным! Потому что мой отец, потея с утра до ночи, зарабатывал по одному доллару в день, а мать — по два. Но иногда, если попадался щедрый клиент, максимум до пяти. И то половину суммы она сразу же спускала на новые шмотки, косметику, побрякушки, чтобы выглядеть как можно лучше, торгуя собой направо и налево.
На заводе не позволялось расхаживать в лохмотьях, заляпанных грязью. Как это делала я. Потому что не хотела привлекать к себе излишнего внимания. А ходила я в старых поношенных джинсах, которые буквально спадали с впалого живота, отчего приходилось несколько раз подвязывать их верёвкой к такой же потрёпанной толстовке с капюшоном, благодаря которой я казалась толще обычного. Волосы скручивала в тугой жгут, прятала под пацанской кепкой с широким козырьком, наглухо закрывающим лицо, а на ногах носила подранные до дыр, в районе больших пальцев, кроссовки на три размера больше моего реального размера.
Всю одежду я донашивала за отцом. Поэтому и выглядела как беспризорный, никому не нужный бродяжка, от которого на «добрых» полкилометра несло куриными фекалиями.
Это была моя маскировка. Которая всегда срабатывала.
Без маскировки я обрекала себя на чудовищный риск быть отодранной до потери пульса в каком-нибудь помойном переулке, либо же переданной в один из дешёвых борделей трущоб. В котором пару лет назад безжалостно погибла моя мать, зарабатывая на кусок плесневелого хлеба умением широко раздвигать ноги и по самые гланды искусно сосать.
ГЛАВА 3.
На улице практически стемнело, но я всё ещё успевала до закрытия хлебной лавки. Мягкая, слегка шершавая купюра в пятьдесят баксов приятно шелестела в моих руках, когда я невольно сжимала её в подранном кармане своей убогой толстовки. Для нашей нищей семьи — эта сумма являлась целым состоянием, на которое можно было месяц беззаботно жить. Признаюсь, банкноту такого масштаба я держала в своих тощих руках впервые в жизни. Отчего приятная нега растекалась по всему телу, а желудок радостно сжимался, предвкушая в скором времени полакомиться тёплой выпечкой.
Последний раз я ела три дня назад. Моим ужином были протухшие объедки, найденные в одном из мусорных бачков, вблизи одной из убогих забегаловок трущоб.
Практически целый, но покрытый плесенью сэндвич… За право обладать которым я подралась с бродячим псом, заработав несколько приличных укусов в области запястья. А пёс, в свою очередь, заработал несколько сильных ударов металлической крышкой мусорника по черепушке, после чего, трусливо поджав хвост, быстро «смысля» с места сражения.
Кажется, я выбила ему глаз.
Этим варварством я не гордилась. Но когда испытываешь ни с чем ни сравнимый голод… похер становится абсолютно на всё.
Почему раньше не додумалась нож достать? Нужно было просто прирезать. Ибо это всё-таки, как-никак, но бесплатное мясо на неделю.
Чёрт!
Вот ведь безмозглая!
Собаки, как и любые другие животные в наших мусорных краях — большая редкость. Их лопают как плюшки за обедом. А эта псина, вероятно, либо из какого-нибудь трактира сбежала, либо из постовой зоны, охраняющей территорию трущоб. А может, какой-нибудь маленький ребёнок у мамочки выклянчил. На что та, чтобы порадовать своё единственное и драгоценное чадо, хорошенько хуёк соснула. Одного из постовых головорезов.
После драки с псиной я жутко боялась, что подхвачу бешенство. Но судя по всему, собака была ухоженной и даже с ошейником.
Точно сбежала…
Прошло уже пару дней после того ужасного случая. Слава Богу, меня не трясло, пена изо рта не валила, да и на людей я не кидалась. Но раны от укусов начинали гноиться.
Естественно.
В такой-то антисанитарии…
Денег на лекарства не было. Просто промыла и перевязала чистой тряпкой. Но всё равно не помогло. Место ранения заметно посинело и с каждым днём саднило всё больше и больше.
***
Осталось несколько кварталов до пекарни. Я оборачивалась на каждый малейший шорох, страшась того, что какая-нибудь обколотая пьянь выскочит из темного переулка, отнимет мою драгоценную выручку и в качестве приятного бонуса полакомится нетронутой плотью.