И Хейлу не остается ничего, кроме как смотреть, как волчонок тонет в собственных глупых подростковых чувствах.
Айзек допускает ошибку, которая напоминает Питеру о том, что ошибку в первую очередь совершил он сам - подпустил слишком близко, расслабился сам и дал сладкую иллюзию защищенности и нужности кудрявому мальчишке с большими голубыми глазами, волею случая - именно так Хейл и считает - привязанного к нездоровому искалеченному хищнику.
Питер холодно кривит губы и, не отводя взгляда, произносит короткое, жалящее:
- Скучно.
Волчонок смотрит непонимающе и на мгновение сжимает кулаки, затем выпуская когти, как будто собирается бить наотмашь, стереть холодную усмешку с лица старшего оборотня. Айзеку и хочется этого - разодрать красивое, слишком часто украшенное маской ехидства лицо, обнажить стоящее перед ним существо до костей, чтобы проще было понять, чтобы напускные фальшиво-въевшиеся, неотличимые от настоящих, эмоции не мешали, не отвлекали, не замыливали взгляд.
Но до такого мастерства ему слишком далеко - он и ударить не успеет, и понять не сможет, и, что самое важное, сам это прекрасно осознает. Не понимает только реакции Хейла.
- Скучно? Тогда почему я здесь? - лицо в три четверти, взгляд из-под ресниц и быстро скользнувший по пересохшим от волнения и скопившейся нервозности губам язык.
Питер щурится немного неприязненно - поза чистый секс, просто ангел разврата, вот только Лейхи сам не понимает этого - и это раздражает в нем еще больше, больше чем его мягкий характер, детские срывы на ярость, подростковая злость и надежда на то, что добрый дяденька его однажды спасет от всех невзгод. Добрая ящерица его однажды спасла. Случайно.
Питер таких актов милосердия повторять не хочет. С другой стороны - не тоже ли он самое делает, спасая мальчишку от себя? Хейл усмехается этой мысли: неуместной и ненужной, неважной. Дело не в спасении. Совсем нет.
- Мне интересно наблюдать за тобой, - бывший альфа кривит уголки губ в неискренней улыбке. - Поэтому ты здесь. И я тебя не держу. Ты волен идти куда захочешь, - Питер делает шаг вперед, проводя когтями по плечу подростка, раздирая тонкую ткань футболки. Запах страха и отчаяния захлестывает его с головой, но волчонок не двигается, замирает, будто загипнотизированный.
- Я тебя люблю, - упрямо выдыхает Айзек, встречаясь своими насыщенно-лазурными глазами с холодно-голубыми глазами Питера.
Теперь у Хейла возникает желание его ударить. Сильно, под ребра, так, чтобы мальчишка свалился на пол и долго болезненно скулил, скрючившись в позе эмбриона, восстанавливая отбитые внутренности.
Питeр не верит никому, но особое недоверие у него вызывают совершенно обесцененные слова. Тем более, произнесенные обесцененными людьми. Питер в этом разбирается - сам такой. На шее ярлык - “не представляет культурной ценности”. Не нужен. Не нужен даже себе самому, только перспективность собственного будущего еще как-то поддерживает внутренние силы. Питер точно знает, что верить можно только себе. И только в себя.
- Мне нет до этого дела, - снова кривит губы.
Айзек помнит: “Ты - моя игрушка”.
Зря. Зря он вообще это сказал, но одурманенный прошедшим полнолунием и запахом Хейла мозг не успел продумать и просчитать варианты - Айзек сказал то, что сказал, затем повторил, а теперь снова идет ко дну, пытаясь найти опору или ухватиться за чью-то руку.
Но тем не менее Лейхи прекрасно помнит - вспоминает, глядя в ледяные глаза - надеяться можно только на себя.
Поэтому он захлебывается своими эмоциями молча, стараясь не подать вида, хотя знает, что Хейл учует, определит по запаху любую эмоцию, которая его посетит.
Айзек возвращается на исходную точку, а может и еще дальше, куда-то в отрицательные величины, скатывается с достигнутой высоты, скатывается из-за каких-то трех слов.
- Иди к своему альфе, - в голосе бывшего альфы совершенно нет места эмоциям и, если бы Айзек не видел его на тренировках, он никогда бы не поверил, что он вообще может их испытывать.
Тон не терпит возражений и Айзек пятится к двери, закидывая на плечо рюкзак - ну очень смешно, он ведь только вернулся от Дерека, а ехидно-жалостливые глаза альфы именно то, чего волчонку видеть не хочется совсем. Никогда.
Но на прощание он все равно произносит странное. Странное и до щемящего правильное, такое, что заставляет волка Питера беспокойно заметаться, скребя лапами и тоскливо подвывая, а самого Питера - с трудом сдержать судорожный выдох, чтобы мальчишка не услышал.
- Я бы хотел, чтобы ты меня укусил, а не Дерек, - негромким шепотом бросает Айзек, захлопывая за собой дверь.
========== Забирай его ==========
Питер начинает испытывать легкое подобие беспокойства через неделю. От волчонка - ни слуху, ни духу. Хейл знает, что он заходил - забирал учебники и кое-какие вещи, подрассчитав время, чтобы Хейла не было дома. Запах остался - поэтому Питер и узнал.
И всё. Тишина. Дерек не достает, не язвит, ничего не говорит об Айзеке, а Питер и не спрашивает - гордость не позволяет.
Через неделю старший Хейл приезжает в лофт - делать ему там по большому счету нечего, но всегда можно прикрыться тем, что заехал взять пару книжонок, неаккуратными стопками сложенных в одном из углов квартиры.
Вся стая в лофте - неудивительно, вечер пятницы как-никак. Волчата возятся на полу, ворча друг на друга из-за какой-то игры, судя по звукам - клингонской монополии. Нельзя было давать Стайлзу смотреть Стар Трек и Теорию большого взрыва, однозначно. Дерек наблюдает за ними со снисходительной ухмылкой и лёгким непониманием. На дядю же взгляд переводит мрачный и недовольный. Питер небрежно взмахивает рукой в приветствии, проходя мимо волчат, заглядывает через плечо Айзека, из-за чего тот вздрагивает, будто его током ударило, и уходит в импровизированную библиотеку.
Бойд периодически пытается как-то разложить книги хотя бы в устойчивые стопки, но волчата обычно подходят и выдергивают понравившийся томик из стопки, из-за чего все остальные в очередной раз сваливаются в непонятную, не поддающуюся систематизации, кучу. Питер снова и снова думает о том, что нужно купить этим идиотам пару книжных шкафов.
Правда эта мысль проскальзывает скорее на автомате, привычно. Голову занимает совершенно другая, когда Хейл по-турецки усаживается на пол, в сотый раз разгребая книжный завал. От Айзека пахнет Скоттом. Слишком сильно пахнет, чтобы можно было подумать что дело в том, что они уже не первый, наверное, час сидят рядом на полу, выговаривая отрывистые фразы на вымышленном языке. Питер вертит в руках маленький томик Шекспира.
- Так и будешь играть в независимое государство? - Дерек подходит совсем близко и говорит еле слышно, чтобы волчата не услышали. Бета слегка поворачивает голову, улавливая боковым зрением, как напрягается спина его волчонка, как он еле сдерживается, чтоб не повернуться и не прислушаться, и как получает легкий тычок от Маккола за невнимательность.
- Я не играю, - так же тихо отвечает Питер, хмуро пролистывая “Отелло”. - Пускай ребенок живет своей жизнью.
- И откуда в тебе столько благородства? - сарказм почти осязаемыми каплями стекает с клыков альфы. - И где оно было, когда ты обратил Скотта? Ему не надо ли было жить своей жизнью?
- Откуда в тебе тяга к задушевным разговорам? - Питер раздраженно отшвыривает томик стратфордского барда в общую кучу и берет следующий, первый подвернувшийся - «Путешествие с ослом в Севенны». - Ты вообще в курсе, что это почти раритет? - сует книжку альфе.
- Питер, тебе заняться больше нечем? - Дерек начинает шипеть, хоть и очень тихо. - Забирай своего щенка, воспитывай, приручай и не присылай его ко мне, как ненужный торшер!
- У меня не бывает ненужных торшеров, у меня слишком хороший вкус, племянник, - Питер откладывает потрепанную книжку в сторону. - Поэтому он здесь. Твоя ответственность, альфа.