Бандиты больше не лезли дуром вперёд. Перегруппировались, став полукругом, не спуская меня с прицела. Я проходил в школе тактику, и понял, что дела плохи. Они выждут момент, вновь атакуют, и тогда я ничего не успею сделать. В обойме осталось шесть патронов, убить я не смогу ни одного из них, достаточно будет пули в предплечье, или, опять же ногу. После чего меня, раненого, отметелят, засунут в салон, где скрутят и ещё раз хорошенько приложат. Что будет потом, знают только почитаемые сеньором Кампосом Древние.
Я снова выстрелил, пытаясь потянуть время. Пуля пролетела мимо одного из них рядом с ухом.
— Назад, сказал!
Теперь послушались. Ситуация вновь стабилизировалась, но что дальше? Время играет против них, люди, увидев, что творится и услышав первые выстрелы, начали разбегаться, через несколько минут здесь будет вооружённый до зубов патруль гвардии. Парни должны или начать действовать, или ретироваться, что они выберут?
Они ничего не успели выбрать. Из-за «Либертадоров» показался первый гвардеец, одетый в сине-жёлтые лёгкие доспехи патруля, с открытым шлемом и тяжёлым игломётом наперевес.
— На землю, всем! Быстро! Руки за голову! — вскинул он свое грозное оружие.
Мои противники принялись медленно разводить руки в стороны и опускаться на бетонопластик. Справа от них выскочил второй боец, беря место нашей схватки в перекрёстный прицел. Сопротивления не было, все, включая меня, разводили руки и опусклись на землю, но один из урок, по мнению второго гвардейца, делал это слишком медленно. За что получил невежливый удар прикладом по темечку.
Я на мгновение возликовал, но только на мгновение: через миг боец был уже возле меня.
— А ты чего стоишь? Особое приглашение нужно?
И со всей силы ткнул мне дулом винтовки в солнечное сплетение.
«Звёзды в небе парят как идолы
Над водой и во мгле
Здравствуй северное сияние
Будет песня вам — чугада…»
— пела музыка, отвлекая от любых мыслей и чувств, помогая не ощущать боль. Пела прямо в голове, ибо любых предметов, способных воспроизводить её, у меня больше не было. Но память — куда более совершенный носитель, чем любой кристалл: услышав песню один раз, она может прокручивать её прямо у тебя в сознании до бесконечности. И никто, ни один жлоб, ни один садист от мира правопорядка не сможет её выключить.
Музыка пела. И пока она пела, я держался. Ведь сейчас для меня главное — продержаться.
«Не ходи за морскими котиками
Далеко — заплывешь…»
— зазвучал бессмысленный, но соответствующий мрачному настроению припев, по которому уже кругу…
— Итак, нападение на добропорядочных подданных её величества, — лыбился донельзя довольный комиссар, двумя пальцами прокручивая вниз изображение моего личного дела, выведенное так, чтобы я видел отзеркаленную его часть со своей стороны. Кое-какие моменты, вроде моего удара шаром в висок, он с удовольствием высвечивал на огромном, во всю стену, экране. Действительно, не поспоришь, со стороны это выглядело не так, как чувствовалось изнутри. — Нанесение тяжких телесных повреждений. Насильственное изъятие огнестрельного оружия. Применение оного в целях нападения. Хулиганство, разбой, грабёж — полный комплект Шимановский! Кстати, ты ведь в курсе, что одна из твоих жертв до сих пор в реанимации без сознания?
Нет, не в курсе. Но мне отчего-то не было грустно по этому поводу. Если бы даже убил того хмыря, переживал бы не сильно. Он своё заслужил.
Что это со мной? Заразился у ангелочков их презрением к жизни неближнего своего? Стал черствый? Или это мир летит с катушек?
Не знаю. Месяц назад я с таким же точно настроением шёл убивать Толстого, и почти сделал это. И не чувствовал никакого дискомфорта и моральных терзаний. Значит, мир?
Но, с другой стороны, там я был припёрт к стенке, меня собирались покалечить (что хуже смерти) люди, которых я ненавидел всеми фибрами. Хотя здесь меня тоже могли покалечить или убить…?
Да, я стал черствее, но это разумная эволюция, а не резкий ароморфоз моего морального развития.
<i>«А всяким уродам туда и дорога!»,</i> — лаконично сформулировал внутренний голос окончательный вердикт.
— Врачи оценивают его состояние, как тяжёлое, но стабильное. — Комиссар сделал многозначительное лицо. — Учти, Шимановский, если он умрёт, это будет совсем другая статья.
Я знал, что другая. Сейчас — <i>покушение</i> на убийство, а будет <i>убийство.</i> Целенаправленное, хладнокровное, не в целях обороны. Плюс к хулиганству, разбою и грабежу. Полный букет! Но я не нервничал.