Жестом он предложил Бертрану сесть.
— Боже мой, на кого вы похожи! — всплеснул он руками. — Бертран, вы испачкали рубашку!
— Вы же знаете, что у меня нет другой, — пробормотал Гюльзенхирн.
Господин Мюллер принялся возиться в своем чемодане.
Рубашка, которую он протянул своему спутнику, была украшена кружевами. Только теперь Бертран обратил внимание, что на самом господине Мюллере такая же рубашка.
— Надевайте, надевайте, — с отеческой строгостью приказал Мюллер. — Можете не сомневаться, я делаю все, чтобы ваш дядюшка был удовлетворен. Кстати, Бертран, я говорил вам, что ваш дядя сменил имя? Теперь его зовут не Зигфридом, он отверг свое прежнее имя. Значит — быть посему. Теперь вашего дядю зовут Луи, и я скажу вам, господин Гюльзенхирн, это имеет особый смысл. Имя человека определяет его судьбу. Ваш дядя переломил судьбу. Отринув имя, которое в прежней жизни привело ее к полному крушению, ваш дядя начал новую жизнь.
«Бред! — раздраженно подумал Бертран, облачаясь в новую рубашку и чувствуя себя в ней глупо и неудобно. — Все бред! А я никак не смогу понять, чего этот человек хочет от меня». Утешало одно — убивать его пока никто не собирался. Тем не менее, Бертран понимал, что должен бежать при первой же возможности. Дальнейшее путешествие с господином Мюллером пугало его. Возможно, что жуткая смерть блондинок в Гамбурге и Париже были тоже связаны с его странным попутчиком, в нарушениях психики которого Бертран уже не сомневался. Прямо спросить об этом своего страшного спутника Бертран боялся. Кто знает, на что будет способен психбольной, узнав, что его жуткая тайна открыта?
— Пройдем в ресторан? — предложил господин Мюллер. — Покушаем, поболтаем… Мне еще многое надо рассказать вам, Бертран. Я должен вас подготовить. Понимаете, я ведь уже говорил вам, что владения вашего дядюшки — это настоящее государство. И это действительно так. Мы называем его Паризией… Бертран? Вы совсем не слушаете меня!
Бертран Гюльзенхирн с трудом заставил себя посмотреть на спутника.
Благообразное бледное лицо Ганса Мюллера было спокойным, короткие седые волосы делали спутника Бертрана безобидным старичком. На щеках его горел еле заметный склеротический румянец. Внешним видом и своей старомодной одеждой господин Мюллер казался принадлежащим прошлому — безобидная букашка из книжного шкафа, в котором хранилась «Майн Кампф».
— Я плохо себя чувствую, — делая над собой усилие, сказал Бертран. — С вашего разрешения, господин Мюллер, я полежу и отдохну. Стремительность событий выбивает меня из колеи. Вам, в самом деле, абсолютно не жаль этого человека?
Его спутник рассыпался мелким смешком, напоминающим кашель.
— Ах, Бертран, — отсмеявшись, сказал он. — Вот она, ваша ошибка. Запомните, Бертран, негр ни при каких условиях не может стать человеком. Это всего-навсего говорящее животное, способное выполнять простейшие команды своего белого дрессировщика.
— Негр? — неохотно удивился Бертран. — Мне показалось, что мы имели дело с метисом.
— У нас в Паризии мы называем их неграми, — развел руками Ганс Мюллер. — Надо заметить, так значительно удобнее.
Несомненно, этот человек был безумен. И вместе с тем он был немцем. Бертран мог поклясться в этом. Он боялся своего спутника, способного без угрызений совести расстрелять врагов на пустынной улице французской столицы, выбросить на ходу поезда торговца, предварительно подвергнув его коротким, но, несомненно, мучительным пыткам, а быть может, причастного к садистским убийствам женщин (Бертран в этом последнем почти уже не сомневался). Он боялся и не понимал этого человека. Да и все происходящее удручало и вводило в недоумение. Дядюшкино поместье, которое неожиданно разрослось до латифундии, чтобы еще через некоторое время обратиться в государство, имеющее конкретное наименование Паризия, теперь казалось Бертрану Гюльзенхирну столь же фантастическим, как государство пингвинов в Антарктиде. Безумие окружало его, кружило голову, а господин Мюллер казался ему Мефистофелем, который искушал Бертрана точно так же, как некогда он это делал с доктором Фаустом. Этот бледный человечек внушал Гюльзенхирну страх и отвращение. Теперь он мог лишь надеяться, что в конце этого жуткого путешествия его действительно встретит заботливый дядюшка, пусть он даже и зовется теперь Луи. Дядюшка Луи… Пусть будет так. Лишь бы он встретил Бертарана и спас его от этого странного человека, который с несомненным удовольствием смаковал пиво, еще совсем недавно принадлежавшее человеку, чью плоть сейчас с азартом разрывали аллигаторы Параны.