Ганина не отводила глаз. Все так же смотрела остановившимся взглядом змеи. Рот чуть приоткрыт, словно зубы не помещаются под губами. Желтый свет фонарей гладил ее ровную бледную кожу.
– Ты ведь живая! – вскрикнул Игорь. – Я видел!
– Знаешь, как у Сент-Экзюпери? – шелестел ее голос, но он не был уверен, что губы шевелились. – Ты в ответе за тех…
«…кого приручил!» – машинально закончил он эту уже в зубах навязшую фразу.
– Знаешь… – чуть склонила она голову, словно разглядывала сидящего на диване парня. – А теперь извинись. Я не могла жить без тебя. Ты меня приручил.
– Да пошла ты! – выпалил Игорь, чувствуя ярость бессилия. Он был уверен, что спит, что перед ним разворачивается кошмар – недаром Ганина колдовала в закутке с Синявиной. Это какие-нибудь очередные девичьи шуточки. Духов вызывали, ненормальные.
– Значит, ты готов на жертвы!
Алиса легко спрыгнула с подоконника в комнату.
Как она там держалась? Подоконник узкий, покатый.
Так и не смог понять. – Она шагнула налево. Там гостиная. А еще дальше – комната матери!
Не помня себя, Игорь сорвался с места.
– Стой! – зашипел, замерев на пороге спальни. Только бы мать не проснулась! Ее же кондратий хватит.
Побежал обратно. Алиса снова сидела на подоконнике. Смотрела внимательно, словно первый раз видела.
– Как ты… – надо было молчать, но не удержался, – туда залезла?
Ее верхняя губа дернулась, и внутри у Игоря что-то оборвалось.
Алиса поднялась, качнувшись на неверном уступе.
– Пустишь? – Ее сильно повело в сторону. – А то упаду!
Лавренев бросился к окну, дернул створку. Но перед ним уже никого не было. Только по спине опять пробежали мурашки холода.
– Сначала было больно, а теперь ничего. – Она стояла у кровати, смотрела, склонив голову.
– Что ты с собой сделала? – Игорю было страшно, и этот страх парализовал, выключив способность бежать, сопротивляться.
– Ты сделал. – Голос был без эмоций. Ни обвинения, ни упрека. Просто слова. – Я хотела умереть. Но чтобы и тебе было больно. И так стало. Раньше, – она скользнула ближе, обдав его неприятным холодом и тяжеловатым запахом с примесью чего-то похожего на гарь от свечи, – когда молодые люди бросали девушек и те с горя бросались в речки, то становились русалками. Или ведьмами.
Она улыбнулась. При этом лицо ее странно вытянулось, обнажая выдающуюся вперед сильную челюсть с белоснежными зубами.
– Я думала, что буду приходить к тебе во снах, являться в минуты задумчивости. Все бы так и было. – Она пошла вокруг него, ведя пальцем по плечу, спине, другому плечу, груди и снова плечу. Два круга, а перед глазами уже все плыло. – В больнице не откачали. Слишком много прошло времени. А потом кто-то дал выпить крови. Помню только руку. И мир стал другим.
– Так, значит, сегодня… – Ноги не удержали, и он упал на диван.
– Я искала твою кровь. У нее обворожительный вкус. В поликлинике было то же самое. Я ее отличила сразу. А потом подумала: зачем убивать? – Она склонилась, волосы черным покрывалом свесились перед ним. – Когда можно всегда этим пользоваться.
Средний палец на левой руке стрельнул старой болью, и она потянула его руку к себе, подушечки коснулись ледяные губы. Тут же захотелось взвыть, потому что палец заломило от уходящей из него крови.
Алиса облизала губы.
– Ты же не жалеешь о том, что сделал? – вкрадчиво спросила она. При этом взгляд ее уже не был таким мертвым.
«Да мне с ней вообще не надо было связываться! – глухо колыхнулось раздражение. – О чем тут жалеть?»
– Вот и я не жалею, – улыбнулась Алиса. – До завтра. В школе увидимся.
Она скользнула к окну, и только сейчас Игорь понял, в какую ловушку угодил: если бы он не прервал их отношения, то и тянул на себе вздыхающую Алису до лета. А теперь… Надолго?
– Раз уж ты не захотел просить прощения, – пропела напоследок Ганина, посылая своему кавалеру воздушный поцелуй, – значит, ты в ответе за тех… И теперь уже навсегда!
Отблеск фонарей осветил девушку со спины, сделав вдруг ее одежды призрачно-прозрачными. Он увидел ее обнаженное тело, и ему захотелось вновь коснуться шелковой мягкости груди. Но вампирша засмеялась, исчезая в больном желтом свете фонарей.
В голове у Игоря болезненно запульсировала венка.
«Нав-се-гда!» – пропел мелодичный голос.
Он посмотрел на свой палец. Две синие точки ясно выделялись на побелевшей обескровленной подушечке.
Елена Усачева
Проклятие рода Радзивиллов
Расписание занятий было составлено странно. Каждая неделя имела новую очередность лекций, и вместо того, чтобы записать одну пятидневку, приходилось топтаться около деканата целый час.