- Я - Гульнар, а ты кто? - ответила девушка.
- Я - заблудившийся путник пустыни, - попытался пошутить я.
- Твое имя на арабском наречии звучит восхитительно, - улыбнулась Гульнар.
Я никак не мог понять, на каком языке мы разговаривали. Я могу поклясться, что никогда не знал этого языка, но разговаривал на нем так, как будто впитал его с молоком моей матери. И Гульнар совершенно не опасалась меня, хотя я был чужеземцем, правда, сильно загоревшим и давно не бритым.
- Ты что здесь делаешь? - спросил я.
- Я здесь живу, - просто сказала Гульнар.
- Одна или со своей семьей?
- Одна.
- Но почему одна?
- Я жду свое счастье.
- Прямо здесь?
- Да, прямо здесь.
- Кто тебе сказал, что здесь ты встретишь свое счастье?
- Моя бабушка рассказывала мне, что в день одиннадцатой луны ко мне придет белый человек, знающий наш племенной язык. Это и будет твое счастье. Жди его. Каждый год в день одиннадцатой луны я приезжаю сюда и жду свое счастье. Вот ты и появился.
Гульнар улыбнулась и погладила меня по лицу.
- А ты знаешь, что такое счастье? - спросила девушка.
- Трудный вопрос ты задала. Никто на свете не знает, что такое счастье. Человек стремится к нему, но, достигнув, видит, что это не совсем то счастье, которое ему нужно и снова ищет его.
- А, по-моему, - сказала Гульнар, - счастье - это когда кого-то сильно любишь. Вот я как увидела тебя, так сразу и полюбила, не раздумывая о том, что будет потом. А ты меня любишь?
Ее вопрос поставил меня в тупик. Но только на мгновение. Я же сплю. Мне все это снится. Во сне происходят совершенно невероятные вещи. Завтра я проснусь и, вероятно, к обеду уже забуду о том, что мне снилось.
- Я тебя люблю, - сказал я Гульнар.
- Я так и знала, что ты - мое счастье, - звонко засмеялась девушка.
Легко вскочив, она стала танцевать в палатке, позвякивая серебряными украшениями, то подходя ко мне, то отбегая в дальний угол палатки, показывая, как она меня ждала, и как я шел к ней.
- По нашим законам не надо проводить каких-то сложных обрядов, - сказала Гульнар, - достаточно выйти на улицу и три раза крикнуть, что ты берешь меня в законные жены, и мы с тобой уже муж и жена. Давай, иди на улицу и кричи.
Взявшись за руки, мы выбежали из палатки, и я громко три раза крикнул:
- Я, заблудившийся путник пустыни, беру Гульнар в законные жены!
И так же пустынное эхо три раза повторило мои слова. Моя жена стояла рядом со мной улыбающаяся и счастливая.
- Ее бабушка была удивительно умным и проницательным человеком, - подумал я.
Взяв мою руку, Гульнар повела меня к костру.
- Пойдем, посмотрим, что я готовлю на наш свадебный ужин, - сказала она. - Сегодня у нас плов из баранины. В него мы добавим инжир, изюм и миндаль. Я знаю, что мой господин это любит. И для придания сил я приготовлю яхни. Ты сам попробуешь это острое блюдо из мяса. Только мои поцелуи будут способны потушить пожар в твоей крови.
Гульнар весело щебетала, помешивая что-то в небольших казанках, от которых исходил великолепный запах.
- Боже, какой реальный сон, - думал я о Гульнар. - Достаточно ли она уверена в том, что я - ее счастье. Понравится ли ей в моем доме? Я же не смогу жить с ней в пустыне. Что я буду здесь делать? Я обязательно отдам Гульнар в университет, и она будет учительницей. Войдет в класс, а все дети встанут и будут гордиться тем, что у них такая красивая учительница
Мои думы прервала Гульнар. День клонился к закату.
- Пойдемте к столу, мой господин, - пригласила она и мы, держась за руки, вошли в палатку.
Керосиновый фонарь на столбе освещал маленький ковер, на котором были разложены кушанья. Присев на коврик, Гульнар подала мне лаваш, который я привычными движениями разорвал на маленькие куски и предложил своей жене.
Плов был великолепен. Такого я не ел никогда в жизни. Бараний жир пропитал каждое зернышко риса, золотое от шафрана, а миндаль и инжир придали ему аромат цветущего сада. Мухаммед повелел есть все руками, чтобы не портить вкус еды никакими посторонними предметами.
Вероятно, я бы не оторвался от плова, если бы Гульнар не внесла яхни. Жареное мясо с приправами было настолько вкусным, что просто таяло во рту. И только, когда я стал насыщаться, я почувствовал, насколько были остры специи, с которыми жарилось мясо. Пиала зеленого чая освежила меня, я сложил в молитве руки, возблагодарил Всевышнего за блага, данные нам, и вышел на улицу.
Было уже совсем темно. Яркие звезды светили на небе. В костре еще тлели угольки, а из пустыни повеяло ночной прохладой. Гульнар уткнулась лицом в мою спину и стояла тихо, как бы боясь вспугнуть эту тишину и прервать прекрасный сон.
- Пойдемте, мой господин, - прошептала она, - я приготовила нашу постель.
Пока я гасил фонарь, Гульнар успела юркнуть в ложе, состоящее из одеял и круглых подушек, лежавших в дальнем углу палатки.
Только я лег, как гибкое и горячее тело прильнуло ко мне, и мы прыгнули в глубокую пропасть наслаждений. В Индии ее называют нирваной. Мы по многу раз умирали от неистовой страсти и по стольку же раз возрождались от нежности, снизошедшей на нас с небес. Сансара была в нас, она объединила нас, мы были друг в друге, в каждом предмете, окружавшем нас. Я знал, что моя частичка навеки соединилась с телом Гульнар и что я всегда буду в ней.
Я проснулся с первыми лучами солнца. Гульнар лежала на моей руке, нежная улыбка украшала ее лицо. Тихо, чтобы не разбудить ее, я встал и вышел из палатки. День вставал в своей красоте. Поднявшись на пригорок, я увидел тот обрубок пальмы, к которому так стремился.
- За час я успею взять нужные мне материалы и вернуться сюда, пока Гульнар будет спать, - подумал я.
Быстро одевшись, я пошел к старому колодцу. Там я быстро купил чертежи механического лука и повернул назад. Но сколько я ни ходил, я никак не мог найти то место, где стояла палатка Гульнар.
Такого не может быть! Я не мог заблудиться. Палатка стояла именно здесь. Я даже чувствую тепло от палатки. Я начал раскапывать песок, чтобы найти угли от костра, но ничего не находил.
Я переходил от бархана к бархану, чтобы отыскать хоть один след моей прекрасной Гульнар, но безмолвная пустыня не давала мне никаких подсказок.
Как я мог уйти, не разбудив мою жену и ничего не сказав ей о необходимости отлучиться всего лишь на час? Как я мог оставить это нежное создание, которое дано мне в награду Всевышним? Как я мог променять свое счастье на какие-то мирские дела, от которых будет выгода другим людям, а мне достанется тоска по моей любимой жене?
Где ты, моя Гульнар? Отзовись!!!
Только позже я понял, что это была не Гульнар, а Бог, ниспославший мне ангела в образе женщины, чтобы возблагодарить меня за верное ему служение.
Сны кончаются
Мысли о Гульнар совершенно помутили мой разум. Я забыл об осторожности и не обратил внимания на то, как легко мне достались чертежи секретного оружия. За разглашение любых сведений о нем человека, в лучшем случае, сажали на кол или, в худшем случае, варили заживо в кипящем масле.
Посмотрев на свиток пергамента, я понял, что меня нагло обманули, забрав самый лучший из имеющихся у меня изумрудов.
Машины никакой не было. Не было машины, но сама идея, заложенная в рисунке, была настолько проста, насколько и гениальна. Мое чувство восхищения не поймет тот человек, который меня послал. У него вообще нет чувства юмора, что касается государственных дел, а тем более расходования государственных ценностей. Придется мне сейчас садиться и изобретать то оружие, за секретом которого я и был послан.
Чертеж, который я получил, был всего-навсего рисунком медной трубы, в которую лучниками поочередно выпускались стрелы. Один человек наводил эту трубу на противника и сосредоточивал поток стрел в одном направлении или рассеивал стрелы по фронту. Лучники, стреляя вместе, не прицеливаются в конкретную цель. Наводчик направляет безымянные стрелы по конкретной цели.
Над этим изобретением посмеются мои соплеменники, могу посмеяться и я, стоя на коленях на эшафоте. Будет смеяться и палач над человеком, купившим за изумруд бесполезную бумажку.