- Господа! - громко воскликнул король, обращая внимание всех на себя. - Я хочу показать вам нечто такое, о чем в последние два дня говорят все! Корабль из Рафины в Онтэ пришел только вчера, но о Сафо уже складывают легенды! Говорят, что этот конь имеет весьма необычный окрас - изабелловый, а глаза у таких лошадей голубые! Что ж, давайте поглядим на это чудо!
Филипп отдал трость Ботри, трижды хлопнул в ладоши и устремил взгляд вглубь кипарисовой аллеи, по которой слуги спешно вели под уздцы лошадь светлой масти. Все посмотрели туда. Среди придворных прошла волна изумленного шепота.
Восхищенным взглядам присутствующих предстал породистый ахалтекинец удивительной красоты и грации, словно выточенный из нежно-розовой кости, без малейшего изъяна в экстерьере. Его белая редкая грива лежала на шее шелковистыми аккуратно стрижеными прядями, черные прямоугольники зрачков на фоне нежно-голубой радужки предавали этому коню незаурядного магнетизма. Никому и никогда в Онтэ не приходилось встречать настолько прекрасных лошадей. Ахалтекинец храпел, вскидывал голову так высоко, что двум юным пажам близнецам приходилось держать поводья на вытянутых руках.
- Он божественен, ваше величество, - восхищенно вымолвил принц Ботри, не сводя с норовистого коня горящего взгляда.
- А что вы думаете, Винсент? - спросил монарх, и Адри, засмотревшийся на необыкновенную красоту Сафо, вздрогнул.
- Я?
- Ну, разумеется вы. Кажется, вы превосходно разбираетесь в лошадях?
Адри снова ощутил себя центром внимания и окончательно смирился с этим.
- Я неплохо разбираюсь в скаковых качествах лошадей, ваше величество, но думаю, что по части оценки красоты более изящно мог бы высказаться граф Ферье.
Казалось, что своего фаворита Филипп заметил только сейчас, чему граф вопреки ожиданиям Винсента совсем не обрадовался. Его тон был попросту скучным и ничего не выражающим:
- Я не считаю нужным комментировать что-либо, - ответил барону Сэйлин. - Лошадь хороша - это видят все, но, насколько мне известно, его величество предпочитает вороную масть. К чему же расхваливать то приобретение, в котором не будет прока?
- Ах, дорогой мой граф, - с улыбкой перебил Филипп, - вы никогда не полагали, что я могу изменить свои вкусы?
- Охотно, мой король, но только не в вопросах пристрастий душевных. Вкусы иногда можно менять, иногда нужно, иногда даже необходимо. Например, если дело касается кухни или моды, украшений - в общем, вещей незначительных и ничего не стоящих. - Сэйлин слегка поклонился.
А Адри почему-то с дурости показалось, что речь идет вовсе не о лошадях. Разговор напоминал барону мелкую, хорошо завуалированную склоку; возможно, что так же думал и принц Ботри - уж больно многозначительно он переводил взгляды с Сэйлина на Адри и обратно. До мнения знати Филиппу вообще не было никакого дела - на прогулках он часто окружал себя мужским обществом, и даже супруга его брата и их дочь вынуждены были считаться с этим и держаться в свите наравне с простыми придворными дамами. То, что король при своей любви к красивым мужчинам не отпускает далеко от себя ни Ферье, ни Адри, по сути, совсем никого не удивляло.
- Полно вам, дорогой брат, - Юстиан позволил себе вмешаться в беседу, - все мы признали, что Сафо - совершенство, а потому, думаю, многие согласятся, что владеть этим сокровищем достойны только вы, ваше величество. Полагаю, это - не дело вкуса, а скорее прерогатива вашего высокого положения.
Изумленно приподняв бровь, Филипп посмотрел на принца.
Придворные замерли, но многие, как заметил Винсент, уже были готовы аплодировать Ботри - если конечно его слова одобрит Филипп.
- А вот тут вы ошибаетесь, мой дорогой брат, боюсь, что масть действительно мне не по душе. - Король шагнул к Сафо, обошел коня кругом, разглядывая его со странным придирчивым вниманием, и никто не понимал, шутит Филипп или говорит серьезно. - Ферье, вы как всегда правы: в плане масти лошадей я вкуса не меняю. Но вы правы только в этом! - последние слова прозвучали, словно вызов - резко и громогласно. Филипп стремительно входил в роль самодура и ничуть не скрывал удовлетворения, глядя, как придворные то бледнеют, то краснеют от потрясений. - Право слово, господа, что мне делать с этим удивительным созданием изабелловой масти, которое я купил из чистого любопытства? А давайте я подарю его кому-нибудь из присутствующих! - Король перехватил поводья из рук пажей - испугавшись, Сафо дернулся, сердито захрапел, заплясал на месте, но Филипп сильной рукой удержал коня, дав тому понять раз и навсегда, что такое удила и могучая власть человека.
По толпе придворных прошел изумленный шепот. Филипп ждал, что хоть кто-то подаст голос, но все благоразумно молчали.
Адри взглянул на откровенно скучающего Ферье, и барону захотелось шагнуть в заросли кипарисов, чтобы на время затаиться в их спасительной зелени, потому что он знал: Сэйлин желал бы получить от Филиппа Сафо. А еще Винсент почти наверняка предчувствовал, что услышит:
- Адри? - позвал король и слишком быстро отыскал Винсента глазами. - Сделайте нам любезность, прогоните Сафо аллюром по аллее. Мне сказали, что этот конь иноходец - такие хороши для долгой езды, а раз так, он будет вашим.
- Что вы делаете? - попытался вмешаться Ботри, но Филипп гордо поднял голову, чем осадил своего брата без лишних слов.
- Я жду, барон.
- Я не достоин такой чести, - Винсент опустил глаза. Его сердце в груди бешено колотилось.
- Разве я не говорил вам, что решать: кто чего достоин это - сугубо мое право, Адри? - ровно спросил монарх.
Винсенту не оставалось ничего иного, как покориться воле своего короля. Да и что он мог поделать? Спорить с Филиппом на глазах его свиты? Адри еще не выжил из ума, хотя в эту минуту очень был близок к этому. Чтобы утешить его и добавить волнений знати, Филипп пообещал, что если конь иноходцем не окажется, Сафо подарят Ферье. Винсент молился всем богам, чтобы это было именно так, но, увы, ахалтекинец в аллюре действительно поочередно ступал сначала на обе левые, потом на обе правые ноги - он был иноходцем, и Филипп знал это, с самого начала знал, черт возьми!
Придворные бросились поздравлять Адри - все, кроме Ферье. Граф стоял в стороне, делая вид, что больше происходящего его интересует куст простых полевых ромашек, что каким-то чудом обосновался у края дорожки, усыпанной колотым рыжим щебнем. А Винсент вынужден был улыбаться, делать дамам комплименты, пожимать руки их мужьям. От всего этого его слегка мутило. Ему не нужны были ни Сафо, ни почет, ни довольная улыбка Филиппа, что не сходила с лица короля все время, пока тот стоял рядом с Винсентом. Все, чего желал Адри, было просто и банально - один долгий взгляд Сэйлина Ферье без тени ненависти, и одна его мягкая улыбка - пусть слабая, едва приметная, но искренняя, идущая из глубины души. Но вообще мог ли этот человек быть таким? Графу были свойственны надменность и скверное остроумие, ледяная безразличность и жестокость слов - среди таких качеств не выживают милосердие, понимание и доброта. А Винсент глупо ждал чуда.
Когда все закончилось, Филипп взял Адри под локоть, потом неторопливо отвел к клумбе с орхидеями и, видя загадочный вид короля, придворные ненавязчиво разбрелись.
- Взгляните на них, Винсент, - монарх быстро скользнул взглядом по своим подданным отнюдь не с доброй иронией, - они завидуют вам. Сегодня вы станете центральной фигурой всех сплетен Онтальи.
- Я являюсь ей уже более месяца, ваше величество, - с неловкой улыбкой подметил Винсент, стараясь не замечать, с какой странной настойчивостью сжимают его локоть пальцы короля, и что его взор с наслаждением спускается от виска к бриллиантовой сережке - вдоль линии волос.