- Кто вы такие? Что вам нужно? - Ферье дергался в сильных руках своих врагов, точно обессиленная рыба в сетях и смотрел прямо в глаза Адри - гневно, с ненавистью человека, оказавшегося на грани гибели. - Вы знаете, кто я? Предупреждаю, вам это не сойдет с рук!
Пребывая в странном состоянии глухоты, Адри протянул руку к щеке Сэйлина, а когда тот попытался укусить его, Ростнар от души выругавшись, ухватил Ферье за волосы и запрокинул ему голову. И все-таки Винсент погладил королевского фаворита по щеке - предательски нежно. Он чувствовал, как дрожит тело Ферье под его мозолистыми пальцами, как сладко горяча его кожа. Винсент так давно искал это ощущение, но сколько бы борделей он не перевидал, сколько бы пленных рабов не испробовал, он не мог найти даже тени этой головокружительной пьяной теплоты.
Голубые глаза Ферье вдруг сильно расширились и, перестав брыкаться, он потрясенно замер. Немой стон сорвался с губ королевского фаворита, и Адри, будто обжегшись, отступил от него.
- Делайте! - резко приказал он.
Когда Танар вливал зелье в рот Сэйлина, тот даже толком не сопротивлялся - только давился резко пахнущей желтой жидкостью и смаргивал слезы, проступавшие в уголках глаз. Грубо ухватив графа пальцами за подбородок, Ростнар в своем роде помогал ему справиться и не проронить ни капли.
Стоя в стороне и молчаливо взирая на все, Адри думал о том, что никогда бы не сумел сделать этого сам. Он даже не мог понять: почему не в состоянии даже злорадствовать сейчас. Он смотрел на мучения Ферье чужими глазами, как будто это был просто мрачный сон, да и то не его. Чужой. Омерзительный. Но в то же время долгожданный.
Когда Ферье отпустили, у него уже начинались боли в животе - и Адри знал, что они мучительны и непременно усилятся, пока яд полностью не всосется в кровь. Потом будет хуже - невыносимая боль охватит все тело, начиная от головы и заканчивая кончиками пальцев - она постепенно перетечет в мышцы, потом во внутренние органы и через полчаса агонии поразит сходящий с ума разум, лишив сознания. Лишь бы дозировка оказалась правильной. Винсент повторял это про себя, как молитву, сцепив зубы и наблюдая, как Сэйлин бьется в судорогах у ног своих врагов, корчится, скулит от боли и пытается ползти. Адри не мог отвести взгляда от Ферье ни на миг, словно это стало его проклятием - смотреть на плоды рук своих. Целая вечность не смогла бы погасить того жгучего огня, пожирающего сейчас его гениальный разум и его совесть. И он вдруг понял, что Ферье в слезах и муках пытается ползти к нему, дотянуться кончиками пальцев до кончиков его остроносых черных сапог, до мягкого синего бархата его одежд. Глаза Сэйлина - некогда такие прекрасные - сейчас были дикими, обезумевшими от страданий и непонимания. Ферье кричал, не соображал, кто он и где находиться, катался из стороны в сторону, впиваясь пальцами в голову с такой чудовищной силой, будто хотел раздавить, выпустить наружу вместе с безумием боль. Его стоны разносились над елями, разлетались по лесу и били сердце Антуана Моргана острыми стрелами адовых мук.
Сэйлин дотянулся рукой до сапог Винсента и, наконец, потерял сознание.
Пираты все как один выжидательно смотрели на капитана.
Адри медленно высвободил ногу из-под пальцев Ферье, стянул с лица платок и судорожно втянул ноздрями воздух. Он не почувствовал облегчения - скорее уж полное бессилие.
- Он не умрет, - запоздало утешил Танар. В ответ на слова юнги люди Моргана стали переглядываться - до сих пор они не знали, что их будущая жертва по своему дорога капитану Золотого дельфина, теперь же Танар открыл эту тайну.
Но Адри не мог размышлять трезво о пользе и вреде такого откровения. Он точно во сне склонился над Сэйлином, приложил пальцы к его едва бьющейся на шее жилке и зал: скоро и она погаснет под слоем обманчивой маски смерти.
- Его необходимо отвезти в парк, там его быстро обнаружат.
- А потом? - спросил Танар.
Винсент подхватил королевского фаворита на руки, едва удерживая его, шагнул вперед.
- Потом будем ждать, - сказал он сухо. - Пошли.
Пираты саблями расчистили заросли можжевельника на пути капитана. Бесчувственного Ферье перекинули животом через седло, точно большую безвольную куклу, после чего Адри доверил поводья теплым хрупким рукам своего юнги, а сам с остальными пиратами вернулся в гостиницу на улице Роз. Он не нервничал, не сожалел, не грустил - просто сидел в своей комнате, на постели, и смотрел на собственные руки. Риск того, что Ферье погибнет, был очень велик, но Адри боялся думать об этом и топил свой безотчетный страх за выверенным привычным безразличием. Танар заглянул к нему вечером, на минутку, чтобы сообщить, что Ферье нашли в кипарисовой аллее и увезли во дворец. Теперь от Винсента больше ничего не зависело. Оставалось только ждать.
Утром по всем базарам Онтальи торговцы и солдаты, зажиточные горожане, знать и нищие разнесли весть о внезапной кончине графа Сэйлина Ферье, доверенного лица короля и его возлюбленного фаворита, чья власть и сумасбродство шесть лет держали в страхе дворянство Онтэ и тех, кто имел несчастье знать графа лично. Никто не понимал толком, от чего он умер: одни говорили, что от сердечного приступа, другие твердили, что от кровоизлияния в мозг, третьи клялись перед знакомыми, что Сэйлин Ферье умер от жуткой заморской лихорадки, не приходя в сознание. Кто-то считал, что его покарали боги за скверный характер и за всех несчастных людей, которым этот человек сломал жизнь. Правду знала всего лишь горстка пиратов, что жила в гостинице, окна которой выходили на площадь перед Серым храмом. Именно по этой площади должна была пройти на следующий день похоронная процессия, и едва узнав об этом, Адри разом растерял всю холодность. Мрачной тенью он мерил шагами комнату, почти ничего не съел из того, что приносил ему к обеду и ужину Танар, запустил в Ростнара кувшином только за то, что тот помешал его злобной меланхолии. К счастью попал в стену и до утра никого так и не убил. Все это напряжение, в конце концов, вылилось в другую, более худшую крайность - полную холодность и молчаливость. В таком состоянии капитан Антуан Морган обычно отправлял ко дну королевский фрегат с шестью сотнями человек на борту, а потом весь вечер глушил тоску и ужас адовых картин красным, как кровь, вином. Понимал ли он в такие моменты, в кого превратился, каким дьявольским огнем сжигал собственную душу? Он знал только одно - что не может простить Сэйлину своего жестокосердия, алчности и мстительности. И все же он собирался вырвать Ферье из лап короля любой ценой. Пусть даже граф больше не проснется никогда.
Не в силах смотреть, как капитан гробит себя в пучине терзаний, Танар с трудом уговорил его выйти вечером на улицу - подышать воздухом. Адри принял идею без восторга, но поразмыслив немного, уступил. Его юнге частенько удавалось уговорить капитана сделать что-то, чего он не хочет, и команда за это любила Танара с особым благоговением.
До полуночи они вдвоем бродили по узким улочкам и скверам, предаваясь мелким ничего не значащим воспоминаниям: о том, как Танар украл лепешку у пекаря, о том, что Адри некогда возил письмо вон в тот огромный белый дом с мансардой, или в другой - мрачный и запущенный на соседней улице. Про Ферье и случившееся они не обмолвились ни словом.
Утром следующего дня по площади двигалась траурная процессия, и уйма зевак столпилась вдоль всего пути, чтобы хотя бы глазком увидеть, как король провожает в последний путь своего прекрасного любовника. Людей набежало так много, что яблоку негде было упасть. Особенно проворные взобрались на крыши и карнизы - они уж точно не собирались упускать ничего. Адри стоял у окна и тоже смотрел. Рядом на подоконнике сидел Танар - он скорбно молчал, то и дело вздыхал, но попутно с аппетитом поедал ржаную лепешку с курагой.
Процессия прошла прямо под окнами гостиницы. Впереди чинно шагало полсотни юных пажей с корзинами, наполненными алыми лепестками роз - и мостовая после их прохода уже напоминала кровь. Следом за ними ленно плелись священнослужители в серебристо-красных ризах - они несли благовония и священные книги Виты, распевая псалмы зычными голосами. Гроб везли на широкой золоченой телеге, запряженной четверкой вороных.