Гай аккуратно попробовал кашу, подумал, добавил щепотку соли, и вновь принялся помешивать в котелке.
- Оглядываюсь я, – продолжал он, как ни в чём не бывало, – И вижу, что нависла над нами такая волна, какой я ещё никогда и не видывал. Сказать, что гора, так это всё равно, что ту волну обидеть. Горища! Горушеща! Ну, думаю, вот шанс! Сейчас эта волна на нас навалится, и мачту в мою сторону придавит. Потому что силы та волна неимоверной. А конец мачты, значит, в это время от меня отодвинется. Ровно до той поры, пока мы под водой будем. А, когда выскочим, значит, мачта, сразу же, отскочит. И руки моей там быть не должно. Под палубой. Потому что тогда вообще руки у меня не будет. Сообразил я это и жду. И вот, волна это – хрясь! – наваливается со всей дури. И прижимает меня, как будто я под телегой лежал, нагруженной мешками с мукой, а кто-то одним разом у той телеги все колёса выдернул! Тяжко, сил нет! А рука уже автоматически в эту дыру, в этот степс опустилась и котёнка там ищет. А котёнка нет! Я и тут шарю, и там, нет котёнка, да и всё тут! А чувствую, что давление от волны на убыль пошло, значит, уже всплываем! Вот-вот вынырнем. И тогда, прощай рука! И тут чувствую, не то загривок, не то хвост. Я – цап! И руку из-под палубы выдёргиваю. И в тот же миг – хрясь! – мачта наклоняется в другую сторону и своим штопором, это тем концом, который внутри палубы, бьёт ровно по тому месту, где мгновение назад моя рука была! И котёнок, тоже. Да такой силы удар, что мачта пополам треснула. Я котёнка сразу за пазуху. А меня самого опять по палубе швырять начинает. Только я теперь на спине ездить стараюсь. Потому что за пазухой котёнок. Катаюсь я по палубе, пытаюсь за леера ухватиться, это такие верёвки, которые корабль ограждают, а сам чувствую, что котёнок этот как-то подозрительно затих. Эх, думаю, что-то тут не так! Изловчился, цап за леер, и жду, когда корабль кверху подбрасывать начнёт. И только палуба вверх качнулась, я этого котёнка из-за шиворота выхватил. Гляжу, а у него глаза закрыты, голову не держит, не царапается. Как есть мёртвый! Видно, от той большой волны нахлебался. Что делать? Бросил я леер, схватил котёнка и в ноздри ему дую. Изо всех сил. Вроде помогло. Дёрнулся котёнок, в руки вцепился. А тут корабль до самой верхней точки дошёл и меня с палубы ка-а-ак швырнёт! В общем, хорошо, что я привязанный был.
Гай опять попробовал кашу на кончике ложки, удовлетворённо кивнул и снял котелок с огня.
- В общем, на палубе я удержался. Только недолго. Ещё два-три скачка, и корабль наш на подводные скалы напоролся. Да так, что днище пополам треснуло. Ну, тут всё, что было, одним махом в море смыло. И верёвка, что меня держала, лопнула. Глазом моргнуть не успел, а я уже в воде с головой. Выныриваю, а вокруг бочки, доски, разбитые в хлам шлюпки, куски парусины и столько мусора, что и представить сложно. Я, было, подумал сначала, за пустую бочку ухватиться. Бочка лучше на плаву держится, чем бревно. Но за бочку хвататься сложнее. Нет, думаю, бревно надёжнее будет. Ухватил одно бревно, кое-как взгромоздился на него, гляжу, а у меня в руке всё ещё тот самый котёнок! Почему я его не выпустил, как не раздавил в суматохе, и сам не понимаю. Но, вот, держу. А тут ещё одно бревно подвернулось. Я до него еле дотянулся. Но, зато, когда дотянулся, да обрывком верёвки с пояса оба бревна вместе связал, совсем хорошо стало. Плот, право слово, плот!
Гай поднял на меня глаза.
- О! Лёха! А я тут опять байки рассказываю!
- У тебя получается, – призал я.
- Не то слово! – пробурчала Велль, – Веришь ли, Лёха, я так к его байкам привыкла, что перестала различать, когда он врёт, а когда говорит правду!
- Да, будет вам, – заторопился Гай, – Байка, она и на острове Чизь, байка! Велль, я тебе потом расскажу, как мы, семеро спаслись, и этот котёнок нас, семерых мужиков от голодной смерти спас. Он нам мышей ловил! Представляешь? Приносит котёнок мышь, а тут семеро голодных мужиков думают, как эту мышь на всех поделить? Ну, делили же как-то … Мы, если хочешь знать, долго думали, как этого котёнка назвать. Хотелось что-нибудь этакое, морское. И, знаешь, как назвали? Килькой! Потому что худой был, словно килька! Ну, а потом, когда уже все окончательно спаслись, этого кота так откормили, что он стал на шар похожий. Не поймёшь, где бока, а где морда. И пришлось новое имя придумывать. Назвали Боцманом. Потому что, знал я одного боцмана … да что я всё об этом! Лёха, рассказывай, как у тебя дела.