Но даже в отрывках перетекших к нам снов нет уже единой реальности Запредела, о которой так и хочется осторожно спросить, ну что там? Что же там? А? И все-таки на отрывках армейских снов Дервиш неожиданно снова увидал Нгана.
- Дервиш, это ты?
- Да, Нган.
- Ты заинтересовал Гудимова инфою обо мне?
- Ну, Володька, он паренек с Волги. Пока до него дойдет.
- И что он, промолчал?
- Да нет, просто спросил о какой-то фиговине. Конкретной.
- Ясно. При случае скажи ему, что путь опирается на внешний диаметр осколка и отсекает от виртуальной окружности сегмент в 110 градусов. Запомнил.
- Легко!
- Это в тебе говорит чача! Повтори.
- Внешний диаметр сегмента осколка дорастить до 110-ти градусов.
- Вроде бы правильно. Теперь восставь радиус и расчикрыж его на трое.
- Восставить треть радиуса.
- Хорошо. Теперь самое главное: крайние точки эпюра следует соединить.
- Да я уже даже представил. Это некий то ли томагавк, то ли гироскоп.
- Правильно, но только в общем смысле. Суммарный момент этого гироскопа это некая легко вычисляемая по плотности и размеру осколка константа, но не все так просто. Крайние ножевые срезы этой безделицы завязаны на флуктуации времени. Если я ему дам формулу, то твой нынешний приятель Володька опрометью рванет в генералы. А там, где жирный эполет, там обычно совести нет.
- Так что, Володька Гудимов, по полученным от тебя исходным данным будет способен тебя вычислить, Нган?
- Ну не то чтобы меня, а мою последующую точку падения то ли в 2025 году, то ли и вовсе в том еще 25-том веке. И тогда всем вам будет последняя и бесповоротная крышка!
- Так она ж будет, когда нас уж не будет, Нган. Что нам до этого.
- Ну, и дурак же ты, Дервиш. От подобного предстоящего уплотнится структура времени…Ты слышишь, Володенька?
- Да слышу я тебя, слышу, Нган! – внезапно отозвался сквозь сон Гудимов, совершенно прежде незнакомый и властный. - А, может быть, Нган, нам следует хотя бы Дервиша от подобного блабабла устранить?
- Ну, зачем же? Это и с его матерью Тойбой прежде не прошло. А с ним и подавно не прокатит. Ты вот что, Гудимыч, возвращайся-ка к себе в Дубно и достойно флуди: знаешь-не знаешь, чувствуешь, предчувствуешь, и уж точно сочувствуешь. Ты им нужен. Планете ты тоже нужен, и Дервишу будь полезен. У него впереди большая и сперва вроде бы очень бестолковая жизнь. Тут у вас это называется кармой. Но свое он еще выдаст: всем и каждому.
- Будь спок, Нган, ни тебя, ни Дервиша не подведу. Мне бы только узнать, кого сейчас моя жена в Дубне рожает.
- Пацана. Это Дервиш дамский мастер, а у тебя пойдут одни пацаны, скоро с первым из них и свидишься. А теперь спи, дай с Дервишем попрощаться.
- А пацанов-то сколько будет?
- Вот настырный-то. Как у Циолковского, но без депрессивных, так сказать, исключений. Все бойцы-молодцы. Правда, в теоретической науке им будет скучно, а еще станут догадываться, что и тебе больше сказанного известно.
- Лады. Спасибо за аудиенцию, Нган.
- Рота, подъем! Выходи строиться на зарядку! А диспетчерскую группу попрошу остаться! Рядовой Гудимов!
- Я!
- Получен приказ о присвоении вам очередного офицерского звания! Так что вам следует переодеться, товарищ полковник. А тебе, Зингершухер, требуют в особый отдел на подписку о неразглашении. Полковника Гудимова ты никогда не видел, не слышал, не знал. Зато отныне столоваться будешь за столом прапорщиков. Они и едят позже, и пища у них как бы посытней. К тому же ты клерк. И воин, прямо скажем, хреновый.
Володька прокашлялся.
- Товарищ прапорщик, вы в последний раз себе подобное позволяете. Вениамин Ройтман по моей просьбе будет у меня на контроле.
- С такими, как вы, товарищ полковник, однажды мы и Родину просрем.
- Ту, которая с паленым бензином?
- Молчу-молчу. А мундир полковника вам очень идет.
- То-то, ротный полканишка, ша!
В последний раз они вышли на перекур. В свой чубук их бузины Володька неспешно вставил последнюю солдатскую сигарету. То был кубинский грошовый партогас. Чубук Володька вырезал сам. А Дервиш написал об этом стихи.
- Прочти на дорожку, - попросил новоиспеченный полковник Гудимом. И Дервиш с чувством прочел:
Чубук из бузины. Здесь сосланные впрок
обкурятся травы, поскольку срок жесток.
Отдышаться едва ль среди болотных пней,
чьи корни просто так повыдрали из дней.
У этих дней в пылу убожества менял,
у жизни на краю отрыт расстрельный вал.
Чубук из бузины опал в душе на дно.
Сегодня мир казнят за прошлое его.