Сколько в мире людей, столько в мире путей.
Каждый сам себе путник: и цель, и дорога.
Никого не держи, не суди, не жалей.
Если кто-то отстал - не зови, ради Бога!
Кто-то завтра уйдет, кто-то рядом пройдет,
кто-то надолго в жизни пристанет,
ты его поддержи, но с собой не зови:
сам устал ты давно, между нами.
Кто и что учудил, кто кому гамадрил,
кто кому станет другом до смерти.
Кто кого отпустил, кто кому навредил
не понятно в земной круговерти.
- Что же ты учудил, Путник, и на что так жизнь свою разменял?
Путник вдруг обнаружил, что разговаривает он уже с со слепым седовласым перевозчиком -лодочником с давно нечесаными волосами. Лодочник перевозил Путника на другой берег судьбы.
- Здравствуй вновь, Путник! Я крайне рад нашей встрече, хе-хе…
- Что значит вновь? Неужели я здесь уже был? - Хм, а то? А что тебя вдруг так тревожит? Да, тебя уже привозили сюда, так сказать на экскурсию.
И тут Путник вспомнил, он действительно здесь уже был, и помнил свое здешнее присутствие до мелочей, и даже помнил, что было написано на веслах лодки: то были какие-то странные надписи. На одном весле было написано: Думай, а на втором: Поступай.
- Но здесь же ни слова нет о морали?
- А зачем ей быть на веслах? Мораль надо постоянно иметь в душе. Ты ее не имел. Приплыли.
- А что на том конце переправы.
- Чистилище. Там у тебя и камень с души снимут, и только и спросят: Думал ли ты, когда поступал.
- Лодочник, я хочу назад возвратиться!
- Ок, но это твой последний предупредительный сон. Передавай привет очередной юной маленькой фее от старого речного угрюмого колдуна. Она поймет.
- Я пойму.
- Вот и лады. Суши весла. Путнику проснуться пора!
7 мая 2021 г.
© Веле Штылвелд
Веле Штылвелд: Соматический этюд про нигрюц
Как-то однажды в свою прошлую бытность студентом-заочником, в одном из киевских бистро Дервиш встретил моложавую еще актрису одного из киевских академических театров. Звали ее Мариной. У нее обнаружился прекрасный аппетит и хорошее настроение. Дервиш тоже был в добром здравии и на рюмке.
Познакомились, Дервиш предложил, и они выпили по стакану испанского игристого за знакомство. В киевских бистро в ту пору не было обычно бокалов. Да и всевозможные искристые вина, скорее всего, с тех пор и доныне были сделанными на скорую руку порошковыми шипучками-однодневками. Вечером наболтали, а с утра запустили в разлив. Дешево и сердито: в этом Киев не переплюнуть - он вечный мальчик Мотл с испанским, итальянским и даже калифорнийским надрывом.
И всё это пойло, наверняка, традиционно производилось в каком-нибудь задрыпанном столичном подвальце, чтобы быть точнее во вчерашнем убитом и ошкуренном до последней нитки бомбоубежище. Собственно, с этого и началось. С мечты об изяществе нравов: о бокалах, кельнерах, фраках…
Незаметно от житейских фантазий перешли к разговору о безотчетных и неожиданных снах. И вот что Дервиш от нее услыхал. Лет за несколько до этой их встречи умер Маринин друг. Выросли они вместе. Школа, институт, смерть… Нелепо, неожиданно, вдруг. Надорвались воспоминания юности. Не стало тонкого и общительного человека. Прошло небольшое время, и умерший пришел в ее сон:
- Послушай, Марина,- сказал он во сне. - Ты только не бойся и не перебивай. Я расскажу тебе о нашей Реальности. В нашем мире, как и у вас, есть таможенные барьеры, и существуют границы и стерегущие наш мир часовые. С вашей реальностью у нас полнейший антагонизм. Сама посуди…
И он стал перечислять полнокровной земной Марине все отличиях его Запредельного мира от заскорузлой земной юдоли. Прошло время, и воспоминания о встрече с Мариной растворились подобно вечерней чашечке кофе. А вот привычка осталась. Именно с тех пор привычка записывать сны перешла в Дервише в безусловный рефлекс и превратилась в инстинкт, словно приросла к нему особой бронированной чешуей.
Уж больно разноплановой представлялась и раскрывалась перед Дервишем ирреальность человеческих снов, например, хотя бы и его собственных. Сны работоголика, проводящего на работе более четырех пятых всего своего сознательного реального времени. Сны человека творческого, и оттого регулярно немало пьющего, хотя, пока что, дал Бог, до времени не спивающегося. Одним словом, сны вполне нормального, но немного акцентуированного человека.