Вытащив поросёнка из горячей воды, Матисоне и Арчибалд попеременно продолжали массировать ему бока пучком соломы. Зеленовато-серая кожа поросёнка понемногу начала розоветь, и все заметили, что его бока начали вздыматься.
— Дышит! — прошептала Жанна.
В самом деле, "мёртвый" поросёнок дышал. Ма-тпсоне обтёрла его полотенцем и бережно завернула в тёплую тряпку.
— Чтобы малыш не простудился, — ласково сказала она, точно о младенце, и, покачав головой, добавила: — У меня ещё никогда ничего подобного не случалось. Три задохнувшихся поросёнка сразу.
— Где же ещё два? — спросила Гундега.
— Видишь где…
Она заметила ещё два таких же свёртка, в которых шевелилось что-то живое.
Жанна не спускала глаз с покрасневших в горячей воде крупных рук Матисоне, Гундега тоже взглянула на них и подумала: "Какие добрые, умелые руки…"
Оживший поросёнок напомнил что-то знакомое. Гундега вначале не сообразила, что именно, а потом поняла — Лишнего. Но этот новорождённый отличался от него не тем, что на спине его не было чёрного пятнышка, а тем, что он не был лишним…
— Я принесла вам завтрак, — вспомнила, наконец, Жанна и зашуршала бумагой, вынимая хлеб. В её движениях чувствовалось скрытое волнение. Время от времени она взглядывала украдкой на Матисоне. И тогда её широко, открытые зеленоватые глаза на миг начинали блестеть по-особенному, как тогда, в библиотеке, когда она шла навстречу Виктору.
Гундега поспешила в загоны. Поросята, увидев её, поднимались на задние ноги, пытаясь хоть пятачком дотянуться до края загородки, а если это не удавалось, самым беззастенчивым образом становились на спины соседей. Это выглядело очень потешно, но Гундеге сегодня было не до смеха. И только когда поросята стали теребить её за рукава и кусать пальцы, она не выдержала и улыбнулась, пробираясь сквозь плотное кольцо питомцев, чтобы подойти к корытам. Корыта, конечно, были опрокинуты.
— Ах вы, озорники!
Услышав голос Гундеги, поросята откликнулись многоголосым хором. Правду говоря, им было глубоко безразлично — называла ли она их "любимчиками", "озорниками" или "косоглазыми", — важно было, что знакомый голос звучал ласково, значит, можно беспечно завернуть хвост колечком — дескать, о чём там толковать, давай лучше есть. В эту минуту их больше всего интересовало содержимое ведра.
— Эй ты, большой! Совсем хочешь малыша задавить? Ишь, бессовестный какой!
Гундега небольно шлёпнула хулигана по спине, и тот испуганно хрюкнул, словно спрашивая: "Что тебе нужно?"
На Гундегу, не мигая, смотрели два маленьких глаза с бесцветными ресницами. Она налила корм, и поросята обступили корыта. А Гундега, забыв все невзгоды, любовалась, как едят её питомцы, точно хозяйка, накрывшая богатый стол.
Внизу, совсем рядом, тихо журчала Межупите[14]. На изгороди загона сидела, легко покачиваясь, точно на пружинах, трясогузка. Заметив муху, птичка присела, качнулась ещё раз и исчезла с изгороди так быстро, точно её ветром сдуло.
Только теперь Гундега заметила, что один поросёнок держится в стороне. Как ни старался он пробиться к корыту, всякий раз ему приходилось с пронзительным визгом отскакивать назад. На боку поросёнка виднелось розоватое пятно. Бедный поросёнок бегал вокруг корыта в поисках свободного места, а остальные больно толкали его.
Гундега хотела дотронуться до пятна, но поросёнок метнулся в сторону и опять засеменил вокруг корыта.
Мелькнула мысль: багровые или синеватые пятна — признак краснухи. Гундеге никогда не приходилось видеть свиней или поросят, поражённых этим недугом. Все знания она почерпнула из книг Жанны, а там ничего не говорилось о том, какой величины эти пятна и болезненны ли они. Во всяком случае, она сейчас не помнила об этом. Она знала лишь одно: краснуха — страшная болезнь!
Гундега лихорадочно силилась вспомнить, что ещё сказано было в книгах об этой болезни. Смутно вспомнилось что-то о сыворотке, о прививках… Она попыталась поймать поросёнка, но это оказалось совсем не так просто. Упитанный больной носился вокруг корыта с завидной быстротой и ловкостью. В конце концов запыхавшаяся и встревоженная Гундега чуть не со слезами побежала к Матисоне.
Матисоне завтракала. Она сидела на табуретке, такая же весёлая и бодрая, как обычно по утрам, только вокруг глаз обозначилась сеть морщин.
Увидев встревоженное лицо Гундеги, Матисоне воскликнула:
— Что случилось?
— У одного из моих поросят краснуха!
Матисоне быстро поднялась.