— Все может быть,— отвечал Цебоев, сухопарый,
подтянутый командир из унтеров. Усы, как два острых
шила, торчали по сторонам и делали его лицо немного
смешным.
152
— Все может быть при такой чреватой ситуации...—
добавил он.
Политрук улыбнулся, зная слабость своего команди-
ра— любил тот витиеватые выражения и иностранные
слова.
— Но придется еще с недельку полазить за «языка-
ми»,—продолжал политрук.—Я вот о чем думаю, Се-
мен. Старый боец ползет к окопам белых и думает: как
там дома его родные поживают, как жена, детишки, ско-
тина... Когда же ползет молодой джигит, у него на уме
одно: как бы покрепче заарканить гада-беляка и при-
волочь к себе в траншею. Верно?
— Верно, политрук. Когда идет сильная перестрелка,
я тоже вспоминаю о своей Дзерассе... Тебе что? Невесты
и то не имеешь.
— Как сказать,— возразил Икати.— Ну, словом, на-
до посылать в «гости» к повстанцам молодых парней.
Верное дело.
Они вышли из штаба и подошли к пулеметной тачан-
ке командира второго батальона Огурцова, того самого
Огурцова с Курской слободки Владикавказа, что отли-
чился в дни Августовских событий* со своим «Железным
отрядом».
Втроем ехали к вокзалу, где всех участников совеща-
ния ожидал специальный поезд из двух товарных ваго-
нов. Огурцов всю дорогу курил трубку и хвалил Кон-
стантина Константиновича.
— Вот это человек, да! Ленин знает, кого посылать
членами Военного Совета...
Дождь лил не переставая. В стороне Ессентуков вре-
мя от времени сверкали вспышки огня и слышались глу-
хие отдаленные взрывы. Это белоказаки обстреливали
передовые позиции красных из батареи английских по-
левых орудий.
В путь дорогу
Григорий Иванович Северин выполнил свое слово —
разыскал Костю и Ахметку. Нашлись они сразу, как
* В августе 1918 года контрреволюционное офицерство подняло
вооруженный мятеж во Владикавказе с целью захвата власти. Мя-
теж был подавлен отрядами красногвардейцев — русских, ингушей,
осетин, грузин и грозненских нефтяников.
153
по-щучьему велению. Просматривая донесения чекистов
о борьбе с детской беспризорностью, Северин прочитал:
«Константин Коняхин, 15 лет; Ахметхан Арсланов, 14
лет. Задержаны при краже яиц в курятнике гр. Абаева
(якобы для покупки на оные билетов в цирк). Оба пы-
тались убежать. Отправлены в детдом № 8».
•« Поздним вечером в детдом шли Григорий Иванович
и Знаур.
Несколько дней назад Знаур тоже стал воспитанни-
ком детдома № 8. А в облчека он ходил для получения
подарка — новенького красноармейского обмундирова-
ния. Было и добавление к подарку — два фунта астра-'
ханской воблы. Время от времени Знаур отгонял трех
тощих бездомных собак, волочившихся сзади по рыбьему
запаху.
Григорий Иванович Северин не просто вышел прогу-
ляться по свежему воздуху. Во время неудач и разоча-
рований балтийский матрос с лицом, закаленным ветра-
ми многих морей, испытывал желание излить душу, вы-
сказать наболевшее кому-нибудь из таких, как Знаур,
кто не осудит, не посмеется, а по-детски искренне разде-
лит горечь переживаний.,
— Да, нескладно получилось у нас,—говорил Севе-
рин.—Два матерых кашалота уплыли — Стрэнкл и док-
тор Мачабели...
Северин не мог простить себе этого. Через графа
Шувалова были раскрыты и пойманы почти все, кто
входил в штаб «боевого союза» возрожденцев. Накануне
исчезновения доктора в облчека поступило сразу два
сигнала, дающих основание немедленно арестовать его.
Первый сигнал—записка с иностранным «акцентом». В
ней говорилось о том, что некий врач микробиолог соби-
рается делать смертельные прививки тем, кто доброволь-
но уезжает на фронт. Не составляло труда догадаться,
о ком шла речь. Лади Георгиевич Мачабели был един-
ственным членом призывной комиссии, занимающимся
прививками. Судя по почерку, автором письма была
женщина. Второй сигнал — устное заявление Нины Реу-
товой, молодой медицинской сестры из лаборатории Ма-
чабели, обнаружившей в шкафу баллон с незнакомой
вакциной «Ц» для инъекций. В отсутствие доктора де-
вушка взяла из баллона пробу под микроскоп и немед-
ленно побежала в чека...,
154
Микробиолог имел тонкое звериное чутье. Еще до
того, как за его квартирой было установлено наблюде-
ние, Мачабели попросил в облздраве легковой автомо-
биль, добрался по Военно-Грузинской дороге до селения
Чми, шоферу велел вернуться на первый Редант и по-
дождать. Через горы перебрался в Грузию. Там след его
пропадал.
Шувалова увезли в Москву. Хорунжий Половинка по
приговору чека был расстрелян. До сих пор еще Северин
слышал неистовый визг труса-предателя, увидевшего на
уровне своей головы семь винтовочных стволов...
— А мистера мы с дедушкой Габо проспали,— с го-
речью сказал Знаур.—Дедушка говорил, с заграничны-
ми гостями надо быть осторожней...
— Ладно, Знаур,—перебил Григорий Иванович.—
Не будем плохим словом поминать умерших.
Мальчик вздохнул. Жаль дедушку. Вчера вместе с
дядей Темболом ходили в лазарет справляться. Там ска-
зали, что старик Габо два дня назад скончался от тифа
и похоронен в братской могиле, где лежат тысячи бой-
цов Одиннадцатой Красной Армии... Знаур знал, что
где-то там похоронен и красноармеец Иван Коняхин —
Костин отец.
— Ну, орленок, давай прощаться. Пиши письма.
— Письма? Куда писать? Ведь вы вернетесь в Мос-
кву? !
— Да. Я уеду, но Тембол и Аршавель остаются. Пи-
ши им. Закончишь семилетку, устроят тебя на курсы.
Будешь чекистом. Я говорил с ними.
— Вы когда в Москву, дядя Григорий?
— Скоро. Ну, прощай. Помни наши советы и, глав-
ное, умей хранить военную тайну. Если встретишь на
своем пути врага, не упускай его. Действуй не в одиноч-
ку, а с верными друзьями.
Расстался Знаур с Севериным — и одиноко стало на
душе. «Хороший человек дядя Григорий»,— думал маль-
чик.
Но тем и хороша юность, что она не знается долго с
тоской и печалью.
Воображение рисовало картины завтрашнего дня.
Главное, что Знаур теперь не одинок: в детдоме его
ожидали Костя и Ахмет. Втроем они обдумывали план
тайной поездки на фронт,
Ш
На дорогу уже приготовлены сухари, сэкономленные
за счет собственных желудков, три селедки, «выужен-
ные» Ахметкой из бочки во время его дежурства на кух-
не детдома, да еще — дареная вобла...
...«Может быть, на фронте, среди врагов, мы встретим
этого Чук-Чека с головой удава — лысого доктора?..
Или — самого мистера?.. Приколем их саблями к земле...
Долучайте!»—думал Знаур, входя во двор детского дома.
В полночь, когда детский дом погрузился в сон, ребя-
та тихо открыли окно, входящее в сад. До земли — доб-
рая сажень. Первым спустился Костя по бельевой верев-
ке, добытой и припрятанной все тем же неуловимым Ах-
меткой. Потом полез Ахметка, а конец веревки держал
Знаур. Когда подошла его очередь спускаться, он при-
вязал веревку за ножку кровати и проворно, как кошка,
скользнул вниз. Вдруг в комнате что-то загремело, Зна-
ур стукнулся о землю....
— Кар-раул!— завопил проснувшийся сторож, уви-
дев, что железная койка сама лезет через окно...
Беглецы успели скрыться.
За железнодорожными мастерскими вышли на колею
и двинулись по шпалам.
Долго шагали молча. Уже рассветало. Город остал-
ся позади.
Первым нарушил молчание Костя.
— А в животе — опять марш «Тоска по родине»...