Азазель испуганно молчал.
–Впрочем, того, в конце списка, пока сохрани. Он нам пригодится позже. А пока заверяю тебя, – голос Люцифера стал торжественным, – Небеса получат войну, но они будут виноваты в ней сами, и никогда больше наше имя не станет нести гибель и отвращение, и вещать о заведомой смерти.
–Мы покажем слабость перед небесами, – Азазелю показалось, что он увидел то. Чего не увидел Люцифер.
–Небеса ничто. Они служат людям, – Люцифер же только улыбнулся, – они хотят мир людей. Что ж, мы тоже. И мы, показав слабость, однажды победим.
Азазель только кивнул, покорно принял лист из рук Светоносного, и вышел, готовый, как ему казалось теперь, ко всему.
Страна Недостижения
Ангел Ремиэль, в Людском Царстве сменивший имя на Рене, должен был воодушевлять людей и укреплять их дух. Раньше для этого ему приходилось носиться за ними по пустыням, искать крупицы надежды среди чумных госпиталей или пробиваться через толпу стражников, а вот в эти дни ему достаточно было вести тренинги и семинары.
Плюсы были очевидны. Во-первых, безопаснее: никто не пытался облить его святой водой или заколоть мечом, и Ремиэлю не нужно было показывать своей настоящей сущности, он жил в людском обличии и по людским законам, имел документы и радовался спокойствию. Во-вторых, те. Кто к нему приходил, уже хотел что-то изменить и желал найти воодушевление. А вот раньше с этим бывали проблемы: гонишься, бежишь за каким-нибудь Моисеем, потом долго втолковываешь ему что отчаиваться нельзя, и всё это, на минуту, не взирая на жару и отвратительное собственное настроение! А что в ответ? В ответ он посмотрит на тебя, вздохнёт и скажет:
–Я, конечно, пойду дальше, но воодушевления во мне уж никакого нет. Третий десяток ходим…
И Ремиэлю по новой. Или вот ещё – прорвёшься к кому-нибудь знатному с тем, чтоб его воодушевить, а он выслушает тебя, и вдруг как заорёт:
–Сгинь, нечистый!
И бесполезно ему доказывать, что ты не нечистый, а очень даже наоборот. Словом, хлопотное это было дело. А тут – красота. Чистый зал, кулер, два ящичка – один с растворимым кофе, другой с разными видами чая, упаковка с печеньем, а главное, к тебе за воодушевлением приходят те, кто этого хочет. Нет, бывают, конечно, и тут накладки, некоторые приходят и не воодушевляются, но процент всё равно ниже. Да и ладно! – хоть не гоняться в чистом поле за ними. Сиди себе, набирай новую группу, осваивай интернет-пространство, да маскируй свои ангельские способности под чисто людские.
Но признаваться, конечно, в радости переменам не стоит, не оценят. Особенно после того, как мелкие чины Подземного Царства тоже начали проводить свои тренинги – Ремиэль видел. Все эти поганые курсы замаскированного и не очень замаскированного инфоцыганства и тренинги уровня «семь шагов к становлению стервой» – это их творение, видимо, и эти тоже устали бегать по чистым полям, замкам и пустыням, сбивая с пути людской дух.
Ремиэль переставил стулья поплотнее – сегодня он ожидал тринадцать-четырнадцать гостей. Большие группы он не любил, да и слаб был, чтобы распыляться на массу. Да и с малой группой хранилось ощущение дружеской, более доверительной посиделки, и это, по наблюдению Ремиэля, становилось дополнительным рычагом по воодушевлению.
***
–Итак, я очень рад всех видеть! – ангел Ремиэль, он же тренер людского духа, он же ангел воодушевления, и он же – коуч (Ремиэлю не нравилось это слово, но надо было как-то себя называть) по имени Рене.
Ремиэль оглядел присутствующих. Всего их было двенадцать: четыре женщины (одна равнодушная, одна настороженная, ещё одна уже с приготовленной для записи тетрадью и последняя вроде бы с отсутствующим видом, но глаза выдавали её интерес); восемь мужчин – двоих Ремиэль-Рене уже знал – они были его постоянными клиентами – у первого из них – Джерри – была непроходящая тоска, у второго – Стива – неприятие ко всем и конфликтность. Остальная публика была незнакома: один мужчина средних лет со скучающим выражением; ещё двое вроде бы не при делах, явно не знающие, где найти себе место поудобнее и как сложить руки – явно волновались, боялись показаться смешными; один с чистыми, очень ясными глазами (Ремиэлю аж не по себе становилось), но кроткий, вроде бы даже добродушный; ещё один – молодой, но с очень тяжёлым, мрачным взглядом (здесь Ремиэлю тоже было не по себе), с какой-то насмешливостью…и последний – спокойный и готовый к началу.