========== Часть 1 ==========
В магическом мире все было одновременно просто и невероятно сложно. Гарри часто думал об этом, когда попал в школу. В его жизни все было очень сложно с самого начала — никому не нужно дитя, которого преследует и пытается прикончить единственный маг, именем которого пугают не только детишек, но и взрослых. И, если различные сказочные создания не могли навредить тебе (пока ты не пытаешься зайти на их территорию или случайно не проваливаешься к ним в вольер), то Лорд был вполне реальной угрозой.
В голове Поттера часто было слишком много вопросов и теорий, фактов и опровержений, именно поэтому на уроках могло казаться, что он втыкает, просто в его мыслях было гораздо интересней, чем на многих лекциях. Назвал бы Гарри себя мечтателем? Наверное, но его мечты рассыпались при единственном взгляде на собственные кисти.
В них не было ничего особенного — короткие, едва заметно погрызенные ногти, жесткая кожа от частых полетов на метле без перчаток, несколько шрамов, один из которых он заработал на зельеварении, упорно нарезая против волокон один из самых резкопахнущих корней. И его уникальная метка, которая и являлась источником его постоянной грусти.
Поттер злился на нее, на себя, на того, к кому эта метка его привязывала, на то, что судьба так распорядилась, а еще на то, что истинность, которой его одарила судьба, не вынуждает его партнера быть ближе. Таким честным Гарри мог быть только с собой, Рону он так и не смог признаться, кому посвящена его метка, а Гермиона догадалась сама и была единственной поддержкой в этом вопросе.
И, если первые несколько лет она пыталась убедить товарища предпринять какие-то меры, то после просто стала его островком покоя и безопасности.
Гарри помнил их первую встречу тогда, когда не подал руки белобрысому хорьку, помнил цвет его глаз и мог сосчитать сколько вдохов сделал маленький Малфой, прежде, чем уйти. Он помнил их первую драку, помнил свою злость и непонимание, а еще то, как собственная магия бунтовала против такого поведения, будто жила собственной жизнью, отрицая весь негатив в сторону Драко Малфоя.
Его кулаки ныли, но по телу разливалось блаженное тепло, смешанное с болью, чего нельзя отрицать, ведь Драко был таким же яростным противником, как и сам Поттер. Именно этого тепла Гарри не хватало, поэтому он нарывался, иногда самыми нелепыми образами, на стычку, на еще одну драку с платиновым принцем Слизерина. В детстве Гарри не слишком анализировал свои поступки, не пытался найти им причин — ему хотелось, и он старался сделать все, чтобы получить желаемое.
Однако причина этому нашлась сама. Лекции про метки и истинные пары проходили каждый год в разных форматах, соответствующих возрасту учеников, но третья лекция запомнилась Гарри сильнее всего. Он начал мечтать о том, как встретит свою пару, и они вместе создадут прекрасную семью, заведут собак и будут летать с детьми на метлах по вечерам, а по ночам обниматься и шептать нежности.
Но удар под дых пришел откуда не ждали — Малфой часто писал ему обидные записки и, обычно, Гарри не открывал их, сжигая еще на подлете, но в этот раз, истосковавшись по хорошей драке, Поттер развернул бумагу и замер, немедленно теряя весь былой запал.
Первая заглавная буква, по привычке, выведенная идеально, почти каллиграфически, с добавлением нескольких завитушек, которые, видимо, тоже вошли в привычку, идеально повторяла изящную «Д», расположенную на его безымянном пальце. Долгие несколько минут Гарри не мог совладать с собой, чтобы даже посмотреть в сторону Драко, чтобы вновь увидеть его, уже совсем другим — своей истинной парой.
Однако ничего не поменялось, в записке были написаны очередные колкости по поводу интеллекта гриффиндорца, а Малфой все так же нагло ухмылялся, перешептываясь со своими друзьями. Только теперь Гарри знал, чувствовал, что ему не показалось и вся его агрессия, желание быть ближе (пускай и для драки, но все равно ближе), а еще он понимал, что все поменялось только с его стороны — Малфой либо собирался вечность делать вид, что они не пара, либо еще не понял этого.
Оставшийся семестр Гарри избегал встреч с Драко как мог, а ближе к каникулам и Малфой стал его сторониться, то ли надумав себе чего-то, то ли найдя занятие поинтереснее. Поттер, может и хотел бы выдохнуть облегченно, но вся его магия, все его нутро тянулись в совершенно неправильном для мозга направлении.
Следующие года были наполнены таким количеством событий, что даже подростковая гибкая психика едва ли справлялась, поэтому мысли о собственном истинном Гарри отложил в самый дальний и темный ящик. Одно событие было для Поттера особенно травмирующим, когда он следовал за Драко по коридорам школы, чувству тревогу и страх, злость и то неповторимое сочетание эмоций, которое может испытать только преданный кем-то близким человек — неописуемый, горький коктейль. Он знал, что не должен испытывать этого, они с Драко были друг другу чужими, пускай судьба и пометила их, определив друг другу.
Едва с его палочки сорвалось проклятье, он пожалел о своем решении — плачущий, несчастный Драко явно не заслуживал того, чтобы спустя несколько секунд лежать на полу в растекающейся алой луже собственной крови, она казалась настолько густой и красной, что Гарри было по-настоящему страшно за своего истинного. Кровь не смывали даже потоки воды, что были под корчащимся от боли Драко.
Он слышал вой и сам не понимал, что эти звуки исходят из его пересохшей от страха глотки. Его магия беленилась, хлестала его изнутри, наказывая за такой поступок, рвалась к Драко, будто стараясь приласкаться к нему. Но все это закончилось быстро, пускай Гарри казалось, что он просидел на коленях рядом с раненным Драко вечность. Снейп успел вовремя, унося Малфоя и смиряя непутевого подростка уничтожительным взглядом. Взглядом, который заставил Гарри засомневаться, что знает только Гермиона.
Наверное, еще одно событие стоило бы включить в историю их несостоявшейся пары, однако Гарри всегда сомневался, что имеет к выбору Драко какое-то отношение, так как в те минуты, когда решение было принято, он считался погибшим, что казалось правдой, судя по ощущениям. Драко не двинулся с места, оставаясь в рядах однокурсников и учителей, даже когда родители покинули поле назревающей битвы. А его отчаянный вопль, полный не то радости, не то облегчения — единственный раз, когда наследник знатного рода назвал Гарри по имени, до сих пор снился Поттеру.
Сны эти не всегда были страшными, иногда вопль менял тональность, настроение и становился гораздо более желанным, чем Гарри хотел бы признавать.
Поттер не слишком любил вспоминать о периоде после войны, тогда ему хотелось бежать, и он бежал, казалось, что он остался совсем один в этом мире, хотя это было не так. Он вел себя эгоистично, пускай и впервые в жизни, но он оставил своих друзей, которые явно нуждались в помощи, и отправился в полном одиночестве в абсолютную неизвестность. Теперь он думал, что, возможно таким образом пытался доказать себе, что он действительно один. Гермиона нашла его спустя полгода и была совершенно не рада тому, что увидела — Гарри начинал свое утро с едко пахнущей сигареты, полной явно не табаком, а к вечеру дрожь в его руках не унималась без небольшого количества белого порошка. Поттер похудел и вообще был не похож на себя, он впервые сопротивлялся помощи со стороны Гермионы, однако недостаточно сильно, чтобы ей не хватило сил забрать его домой.
Поттеру было стыдно и, после лечения и реабилитации он еще долго извинялся перед друзьями, пытаясь загладить вину ежедневными встречами и всевозможной помощью им и их семьям. Единственное, что омрачало его радость от возвращения в норму — к нему вернулась ясность ума и он снова мог видеть свою метку, снова мог думать о том, что пара, выбранная ему судьбой, отвергла даже мысль о том, что они могли бы быть вместе.
Гермиона с Роном знали, что они не предназначены друг другу, поэтому, пускай не без легкой грусти, они расстались, едва Рон встретил свою судьбу. Грейнджер скрывала свою метку на запястье от всех, чего Гарри не понимал — чаще всего метки были внятными и очевидными только для самих истинных и, возможно, для самых близких им людям. Он видел карманные часы на обратной стороне ее руки, но так и не понял к кому они привязывали лучшую подругу, а она говорила, что это абсолютно неважно, потому что предназначенный для нее человек — это глупая и почти невозможная ошибка судьбы. Несмотря на такое отношение к собственной метке, Гермиона отказывалась признавать, что над Гарри судьба тоже знатно подшутила. В один из самых горячих споров за всю их дружбу подруга выкрикнула что-то вроде «Твоя метка — не ошибка, ошибка то, что ты так ни разу и не попытался заполучить свое счастье. Ты просто бездействуешь!»