— Красиво… — мечтательно улыбнулся Милиан.
— Да-а, — согласно протянул Пай. — Кажется, я начинаю понимать людей, которые живут здесь: место необыкновенное. Волшебное… хотя здесь и не знают никакой магии.
— Кстати, «кириак» означает «воскресенье», — невзначай заметил Ворон.
— Расходимся, — не то грустно, не то сурово сказал Джуэл.
Отряд повиновался: все поднялись и отправились по домам. Пай шел, опираясь на плечо Милиана; к слову сказать, Бала начинал опасаться, что хромота у Приора может и не пройти…
Джуэл долго провожал их взглядом. Кроме него под кроной вяза задержался только Ирин. Если присмотреться, можно было уловить во взгляде лучника какое-то глубокое внутреннее торжество. Недоброго толка, впрочем: такое возникает иногда в предвкушении сладкой мести или исполнения коварного плана… О Небо! Да как же ты прозрачен, юный фанатик…
— Скоро красный глаз будет наш, — сказал Ирин. — Надеюсь, ты знаешь, что делать.
Джуэл не ответил, а буря, полыхнувшая внутри, никак не отразилась на его каменно неподвижном, как у всех файзулов, лице. Фатум порывисто развернулся и зашагал к ночлегу, Джуэл же стоял один некоторое время, чувствуя себя нагим под всевидящим взглядом небес.
…О да… у Ирина есть свой план — трудно не заметить готовящейся перемены: малец намерен остаться тем единственным, кто донесет горящий обсидиан до берега драконьего моря. Так что, стоит только завладеть злосчастным камнем, как придется следить за тем, чтобы не получить стрелу в спину.
«… знаешь, что делать?» О, Джуэл уже твердо уверился в том, что следует постараться довести до моря всех и остаться в живых самому, а там пусть Сайнар думает, что ему угодно: он же, Джуэл Хак, не собирается ни соревноваться с детьми, ни прятаться за их спины, ни жертвовать ими… вообще, детоубийство не очень-то одобряют даже дикие файзулы, а уж они знают толк в смерти…
Для Нэя Каргилла день начинался хлопотно: недавно уверившись в редкостном разгильдяйстве своих лаборантов, он теперь обходил клетки с животными сам. Изменения отмечались. Тем значительнее они были, чем больше оказывалась масса оставленного в клетке вулканического стекла. Харуспексы размером с вишню раскладывались в клетках по три; а харуспексы мелкие, похожие на черный бисер, насыпались горками по тысяче «бусинок». Животные так и жались к вулканическому стеклу… Недавно прибывшие с Юга и Севера, где их природные стабилизаторы были разрушены ударной дозой боевой магии, они, казалось, видели в харуспексах способ излечить свои незримые раны.
Каргилл был доволен: если раньше ему приходилось гадать о природе феномена, наблюдая за единственным имеющимся в его распоряжении харуспеском, то последняя экспедиция поставила триста пятьдесят образцов, за вычетом утерянного триста седьмого. Огромный материал! Безграничные возможности!.. Исследование теперь шло полным ходом.
Ученый остановился у блока клеток с сильфами… Сильфы — бескрылые существа, способные, тем не менее, летать: они используют для этого примитивное заклинание левитации. При разрушенном стабилизаторе их грибовидные тела распластаны по дну клетки, а процент восстановления стабилизатора легко вычислить по восстановлению высоты полета (для этого потолок клеток делается высоким).
Поразительно: помещенные в эти клетки всего три дня назад, сильфы уже парили в воздухе. А ведь они даже не касались этого обсидиана — черного с красной сердцевиной, похожей на заключенный в стекло тлеющий уголь: камень лежал в центре блока клеток, не контактируя ни с одним животным. Собственно, сам опыт Каргилл поставил для того, чтобы выяснить радиус действия.
В тех клетках, что располагались ближе всех к «красному глазу», сильфы восстановили свои стабилизаторы полностью: животные свободно летали по всей высоте своих клеток и выглядели очень жизнерадостно. В клетках второго и третьего рядов наблюдалась такая же картина, а дальше эффект начинал немного ослабевать. НО: даже в последнем — двадцать восьмом — ряду действие красного глаза полностью не затухало.
Придется повторить эксперимент с большим количеством клеток. Каргилл прикинул, что, судя по всему, радиус действия «красного глаза» должен быть около тридцати метров. Впрочем, в последний раз он так же прикидывал двадцать…
— Доброе утро, папа! — раздался звонкий молодой голос.
— Доброе утро, Карина, — Нэй обернулся навстречу дочери.
— Ух ты! Смотри-ка! Все уже летают сегодня! — на лице девушки появилось выражение искреннего детского восторга. Она присела на корточки и стала рассматривать сильфов в клетках.